Ход Снежной королевы - Вербинина Валерия

– И вы держите его здесь, в заточении? – вырвалось у Амалии.

– Я вовсе не в заточении, – возразил Гийом.

Я впервые услышал его голос, и, честно говоря, он меня поразил – слабый, жалкий голос, от которого щемило сердце. Я отвернулся.

– Иногда, – продолжал Гийом, застенчиво косясь на Амалию, – я выхожу гулять, когда мне хочется подышать воздухом.

Амалия обернулась к Виньере.

– Скажите, доктор… Я могу поговорить с ним? Он не… – она замялась.

– Нет, нет, – поспешно ответил Виньере. – У него давно не было серьезных приступов, и… он вполне безобиден.

– А я не желаю! – выкрикнул Коломбье, повышая голос. – Я не позволю! Вы можете навредить моему сыну! Думаете, я не знаю, о чем вы будете его расспрашивать? Нет и еще раз нет!

Гийом застонал и поднес ладони к вискам.

– Сколько шума… – пробормотал он. – Зачем, отец?

Граф утих. Дыхание со свистом выходило сквозь его зубы.

– Прости, Гийом, – наконец проговорил он. – Просто я терпеть не могу людей, которые… – он метнул яростный взгляд на помощницу комиссара Папийона, – суют свой нос в чужие дела!

Он отошел к камину. Виньере с укором взглянул на графа и покачал головой.

– Разрешите, мадам, – сказала Амалия, подходя к кровати.

Матильда поднялась с места и отошла в сторону. Гийом сел на постели. Должно быть, болезнь еще не поборола его окончательно, потому что, завидев хорошенькую женщину, он пригладил волосы и поправил галстук. Во взгляде его было что-то бесконечно детское.

– Вы меня помните? – мягко спросила Амалия.

Граф открыл рот. Было видно, что он ожидал чего угодно, только не этого.

– Да, – сказал Гийом после секундного колебания и несколько раз кивнул. – Да, я помню вас.

Не сводя с него глаз, Амалия опустилась на стул Матильды. Следующие слова она произнесла так тихо, что их расслышали только больной и я, стоявший ближе других.

– Это вы спасли меня?

– В саду? – уточнил Гийом и снова кивнул. – Да, это был я. Я вышел ночью… и видел. Все видел.

Амалия сощурилась.

– И вы написали кровью на зеркале: «Остерегайтесь Кэмпбелла». Почему?

– Я хотел предупредить вас, – несколько удивленно отозвался Гийом.

– Да, но почему кровью?

– Так получилось. Я укололся о вашу брошку, когда переносил вас в дом… И тогда мне пришло в голову, что я могу написать на зеркале, чтобы вы держались подальше от этого человека.

Я ничего не понимал. Но Амалия, казалось, поняла все.

– Ах да, брошка… – По ее губам скользнула задумчивая улыбка. – В виде мышки, выложенной рубинами…

– Очень красивая, – сказал Гийом.

Амалия взяла его руки и посмотрела на пальцы. На указательном пальце правой руки остался едва заметный след от укола.

– Он не любит, когда его трогают, – предостерегающе промолвил доктор.

Но Гийом, казалось, ничего не имел против того, чтобы Амалия трогала его.

– Спасибо. Большое спасибо, – искренне промолвила она. – Значит, именно вас Люсьен встретил однажды ночью в коридоре?

Гийом опять кивнул.

– А сегодня? Что было сегодня? – настойчиво продолжала Амалия.

Гийом медленно высвободил руки.

– Там был он, – нехотя признался он, кивая на меня. – И еще другой. Тот, другой… – он задрожал всем телом, – выстрелил в меня. И я убежал.

– Если вы имеете в виду, что это мой сын ударил Ланглуа по голове… – шипящим шепотом вмешался граф.

Матильда успокаивающе коснулась его рукава, и он умолк, словно захлебнувшись.

– Вы знаете о том, что произошло сегодня с учителем математики? – мягко спросила Амалия.

– Знаю, – без колебания ответил Гийом. – Но не я ударил его.

– Хорошо, – легко согласилась мадам Дюпон, – я вам верю. Скажите, а вы делали когда-нибудь еще надписи кровью на зеркале?

– Нет, – твердо ответил Гийом, – только однажды, потому что рядом не оказалось чернил и потому что я уколол руку.

– Франсуаза просто глупа, – вмешался граф. – Ей померещилось бог весть что, вот она и…

– Не надо начинать все сначала, господин граф, – отмахнулась Амалия. – Франсуазе померещилось, и мадам Бретель тоже померещились призраки, и Клер тоже привиделось что-то, испугавшее ее до смерти… Но даже если предположить, что мадам Бретель немного выпила и приняла Гийома за четырех призраков, то с Клер все гораздо сложнее. Ведь она знала о жильце потайной комнаты, а стало быть, Гийом никогда не смог бы напугать ее до такой степени. – Она нахмурилась. – Нет, что-то тут не так.

Коломбье скептически прищурился.

– Неужели вы тоже поверили в замурованных тамплиеров, как и мой младший сын? Я всегда говорил вам, что никаких призраков в замке не существует!

– О да, – со вздохом подтвердила Амалия, – вы не упускали случая напомнить об этом, потому что вам была известна подоплека происходящего. Но слуги видели темную тень, слышали голоса и плач… и им становилось не по себе.

– Но ведь вы ни на мгновение не поверили ни в какие призраки, – заметила Матильда. – Разве не так?

– Видите ли, – отозвалась Амалия с улыбкой, – нас на набережной Орфевр всегда учили, что преступления совершают исключительно живые люди. – Она кивнула на дверь в глубине комнаты, которую я вначале не заметил. – Куда ведет эта дверь – в сад?

– Нет, – ответила Матильда.

– А куда?

– Никуда, – вмешался доктор. – Она замурована.

– Дело в том, – пояснил граф, – что когда при перестройке замка я велел создать потайную комнату, мы еще не были уверены в том, сколько выходов отсюда понадобится. На всякий случай сделали и этот, но…

– Куда он вел? – быстро спросила Амалия.

Матильда и граф обменялись тревожными взглядами. Невольно я насторожился.

– Не понимаю, какое отношение имеет… – начал Коломбье.

– Бросьте вилять, сударь, – холодно отозвалась Амалия, поднимаясь с места. – Готова поклясться, что он вел в комнату Луи Констана, и вам это известно не хуже, чем мне.

– Позвольте, – вскинулся граф, – вы что же, намекаете на то, что мой сын – убийца? Как вы смеете!

– Сударь, – со скучающей гримасой отозвалась помощница комиссара Папийона, – я верю только фактам. Луи Констан был убит в замкнутом пространстве. Дверь была заперта на ключ, который остался торчать изнутри. Окна тоже были закрыты. Вопрос, дамы и господа: куда делся убийца? Ответ: он ушел через потайной ход, и не надо говорить мне, что это плод моего воображения. Чем быстрее вы покажете мне ход, тем лучше будет для всех нас.

Скрепя сердце папа велел Матильде показать нам ход из комнаты Констана. Мы покинули потайную комнату и вернулись в коридор, после чего направились к покоям, которые занимал бывший полицейский. Войдя в комнату, Матильда нажала на какую-то завитушку на камине, и в то же мгновение в стене отворилась скрытая дверь.

– Вот…

– Спасибо, мадам, – отозвалась Амалия. – Арман и вы, Фредерик! Принесите фонари.

Матильда опустила глаза.

– Я знаю, о чем вы думаете, мадам, – сухо проговорила она. – Что мой муж в припадке безумия явился к Констану, ударил его по голове, после чего повесил и вернулся к себе. – Она подалась вперед. – Поймите, такое совершенно невозможно! Дверь со стороны комнаты Гийома заделана наглухо!

Амалия тяжело вздохнула.

– Признаться, мадам, – промолвила она, – мне было бы гораздо легче, если бы ваш свекор не разводил всей этой чепухи с потайными ходами и скрытыми комнатами. Ради чего он прячет Гийома, объявив его умершим?

Матильда отвернулась.

– Сразу же видно, мадам Дюпон, – с горечью сказала она, – вы плохо знаете, что такое финансовые круги. Деловой мир не то место, где можно позволить себе быть слабым, а болезнь сына делает моего свекра очень уязвимым. Понимаете ли, мой муж… – Она закусила губу. – Конечно, его нельзя назвать безумным… но все же он очень, очень болен. Иногда на него находит… словом, он становится совсем другим. Он может накричать на меня, может начать биться в припадке из-за того, что его кровать передвинули на другое место… И в то же время он совсем не злой. Совсем, – беспомощно добавила она. – Просто ему очень тяжело… Тяжелее, чем всем нам. Ведь он прекрасно сознает, что его болезнь неизлечима.

– А чем он занимается целыми днями? – спросила Амалия. – Что он вообще делает в своей комнате?

– Читает, – отвечала Матильда, утирая слезы. – Делает из дерева модели кораблей… Он всегда любил море, очень любил. Когда ему совсем плохо, он ложится на кровать и не двигается… А когда ему чуть получше, тут же рвется пойти куда-нибудь. Я, конечно, присматриваю за ним… но порой он ускользает от меня. Впрочем, он всегда возвращается в свою комнату.

– В самом деле? – вздохнула Амалия. – Ну ладно… Идем, друзья, посмотрим, что тут за ход. – Она двинулась к потайной двери.

Я поглядел на Массильона, но он только иронически улыбнулся.

– После вас, – заявил он, подкрутив усики.