Дама с коготками - Донцова Дарья

И тут раздался оглушительный взрыв. В парикмахерской тоненько задрожали стеклянные бутылки, местная кошка, испуганно мяукнув, кинулась под кресло. Клиенты и мастера ринулись к окнам. На улице полыхал костер, в воздухе носились какие-то непонятные предметы. Все разинули рты. Вдалеке послышался вой сирены. Пламя бушевало, истребляя останки несчастного «Пежо». На тротуаре одиноко лежал рваный валенок с калошей – все, что осталось от алкоголика Михалыча. Я буквально остолбенела и, почувствовав слабость в коленках, рухнула прямо на грязный линолеум. Тут же ко мне кинулась очумелая киска. Плохо помню, как мне вымыли и высушили феном волосы. Откуда ни возьмись появились валерьянка и стакан горячего чая с сахаром. Люда поглаживала мою спину и приговаривала:

– Вот уж покурили так покурили.

Потом появилась милиция. Несколько парней в форме принялись деловито разгонять любопытных и натягивать вокруг останков машины красно-белую ленту. Толстый мужик в штатском, вытащив блокнот, принялся записывать мои данные. Узнав фамилию и адрес, устало вздохнул и поинтересовался:

– Подозреваете кого?

– В чем? – растерялась я.

– В факте организации взрыва машины.

– Как? – окончательно растерялась я. – Разве это не несчастный случай?

Милиционер отложил блокнот и тоном, которым учительница разговаривает со слегка недоразвитым ребенком, заметил:

– Человек подошел, сунул ключ в замок и раз… несчастный случай?

– Ну, может, замкнуло, сломалось!

Больше всего оперативнику хотелось сказать, что шарики сломались в моей голове, но, находясь при исполнении, он удержался и лишь безнадежно махнул рукой. Так и не сумели договориться. И я, забыв расплатиться с Людой, побрела в метро.

Станция «Белорусская-кольцевая» встретила гомоном толпы. Купив несколько лет тому назад беднягу «Пежо», я перестала пользоваться подземкой. И сейчас стояла, как старушка из глухой деревни, в полном обалдении.

Во-первых, совершенно непонятно, как войти. Все засовывают в незнакомые турникеты кусочки картона. Ага, это магнитные билеты, как в Париже. Во-вторых, в сумочке только доллары и кредитная карточка. Пришлось искать обмен. Наконец благополучно спустилась вниз и окончательно потеряла ориентацию. Сколько новых станций построили! Ладно на окраинах. Но в центре! Как ухитрились возвести «Лубянку» и куда подевалась «Дзержинская»?

Поезд, постукивая, вез через темноту. Голова гудела. Думать мешали толпы убогих, больных, погорельцев, протискивающихся по вагону. В Париже моментально бы арестовали «ветерана афганской и чеченской войн», сидящего в инвалидной коляске на подвязанной ноге. И мало кто из попрошаек рискнет появиться на станции «Елисейские Поля» в центре города. Здесь же на «Театральной» в вагон ввалилась неопрятная старуха и, опершись на две палки, поковыляла по проходу, задевая пассажиров дурно пахнущим пальто. На «Тверской» я увидела, как эта бабка, сунув палки под мышку, резво скачет по платформе, торопясь успеть в другой вагон. Стало противно, и от скуки принялась разглядывать сидящих напротив. Землистые лица, грязные сапоги. Баба в вязаной голубой шапке сидела, широко расставив толстые ноги, рядом с ней парнишка с прыщеватым лицом самозабвенно читал книжку. Голая девица на обложке сжимала в хищных руках пистолет. «Несостоявшаяся встреча» – чудесное название. Внезапно в голове пошел мыслительный процесс. А ведь у меня сегодня тоже не состоялась встреча. Странно, но Лена не приехала на Лесную улицу, хотя мы четко договорились. Может, просто забыла?

Домашние с ужасом восприняли кончину «Пежо». Зайка, уставившись на меня своими огромными карими глазищами, сердито сказала:

– Как ты могла допустить такое. Можно ли быть столь безответственной! А если бы дверцу открыла ты!

Ну и что? Меня хоронили бы в баночке из-под йогурта. В ней вполне уместилось бы то, что от меня осталось.

Зайка накапала себе валокордин и позвала Аркадия. Вдвоем дети принялись меня ругать. Ну надо же! Нет чтобы порадоваться, что мать жива. Но это были цветочки. Ягодки созрели к вечеру, когда приехал румяный и улыбающийся Александр Михайлович.

Полковник преспокойненько сел ужинать и демонстративно не говорил ни слова о взрыве. Разговор крутился вокруг утки с яблоками и печеной картошки. После ужина мы закурили. Приятель ехидно спросил:

– Не бросила?

– С какой стати?

– Думал, сегодняшнее происшествие надолго отобьет у тебя охоту дымить. Ну, кому насолила?

– Понятия не имею, – искренне ответила я. – Может, ошиблись. Перепутали одну иномарку с другой? Хотели банкира убрать, а досталось мне?

– «Пежо» в Москве не так много, не «шестисотый» «мерс», – покровительственно объяснил Александр Михайлович, – к тому же редкого цвета. Лучше вспомни, кто знал о поездке в парикмахерскую. Бандиты понимали, что сразу из салона ты не уйдешь, и спокойненько установили элементарное, но эффективное взрывное устройство.

– Кто знал? Машка и Ольга.

– Больше никто?

Сказать про Ленку? Впутать бедную девушку, которая совершенно ни при чем, в расследование?

– Нет.

– Ладно, – бросил приятель, – сменим тему. Что ты искала в квартире погибшей Раи Лисицыной?

– Никогда там не была.

– Значит, признаешь, что имя и фамилия знакомы?

– Нечего на мне свои милицейские фокусы демонстрировать, – разозлилась я, – женщину не знаю, в квартире не была.

Полковник посмотрел в окно, потом почти ласково сказал:

– Душенька, нельзя же мерить всех по себе и думать, что мир состоит из одних идиотов.

– Я не идиотка!

– Только кретинки оставляют на месте преступления записные книжки.

– Вот это да. Как догадались, что моя?

– Элементарно, Ватсон, – ухмыльнулся полковник, глядя на мое растерянное лицо. – Позвонили по всем телефонам и выяснили, что у всех абонентов есть одна общая знакомая – ты. К тому же лично я хорошо помню, как ты чертыхаешься, пользуясь электронной книжкой, да и мой домашний телефон там есть, а его имеют всего пять человек.

– Ладно. У меня недавно украли сумку. Вор, наверное, пришел к Лисицыной и забыл книжку на кухне.

Александр Михайлович затянулся и тихо спросил:

– Откуда ты знаешь, что на кухне?

Вот черт, проговорилась.

– Не расстраивайся, – успокоил приятель, – там еще полно улик. Например, виски с содовой.

– Виски?

– Ну да, «Белая лошадь». Раиса была сильно пьющей, и ты купила в супермаркете на первом этаже ее дома дорогую бутылку. Продавщица отлично тебя запомнила и описала в деталях. Кстати, в другой раз, когда соберешься кого-нибудь убивать, снимай приметные серьги. Они особенно понравились торгашке. И совсем глупо, вытерев выключатели, оставить на столике в холле хорошо залапанную «Белую лошадь».

– Никого я не убивала, она уже плавала в ванне, когда я пришла.

– С этого места поподробней, – попросил приятель.

– Раисина мать моя дальняя знакомая. Живет не в Москве и, конечно, волнуется о дочери. Вот и попросила сходить к ней, посмотреть, что к чему. Когда я пришла, дверь оказалась незапертой, а в ванне лежал труп хозяйки.

– Зачем ходила по квартире?

– Искала девушку.

– В шкафу тоже?

– Туда просто из любопытства заглянула.

– Почему не вызвала милицию?

– Испугалась до полусмерти и убежала.

Полковник принялся равномерно постукивать ботинком об пол.

– Не надо, – бросила я раздраженно.

Ну что за люди вокруг! В любой другой семье пережившего взрыв положат в постель, окружат заботой и вниманием, подадут чай со сладкими булочками. Но только не в нашей. Орут, ругают и устраивают допросы.

Я демонстративно зашмыгала носом, взяла со стола салфетку и принялась вытирать лицо.

– Ой, перестань, пожалуйста, – захохотал приятель, – «не верю», как говорил Станиславский. К тому же у тебя совершенно сухие глаза. Вот что, кончай ломать комедию. Пока, честно говоря, не понимаю, в какую гадость ты вляпалась. Но, имей в виду, лучше прямо сейчас рассказать правду. Думаешь, убийца остановится?

С этими словами полковник встал и, уходя, так хлопнул дверью, что Черри с перепугу подскочила на диване. Я прислушалась к скрипу лестницы. Приятель пошел на второй этаж, подговаривать сына с невесткой установить за мной слежку.

Следовало признать, однако, что кое в чем полковник оказался прав. Глаза и в самом деле совершенно сухие. В следующий раз капну чуть-чуть нашатыря в платок, веки тут же покраснеют, и польются слезы. И передвигаться по городу стану на наемных машинах, пусть взрываются себе на здоровье.

Вечером, вернее уже ночью, позвонил Федька Зайцев. Комсомольская работа приучила его тут же докладывать о достигнутых успехах. В общем, правильная привычка. Чуть зазеваешься – и кто-нибудь не ленивый первым прибежит к начальству и снимет пенки.

– Нашел, – бодро отрапортовал Федька, – пиши. Качалинск, Вокзальная улица, 11.