Путешественник из ниоткуда - Вербинина Валерия

Я взял револьвер в руки. Он был тяжелый и лег в ладонь послушно, как проверенное, надежное оружие. Я откинул барабан – он был полностью заряжен. И тут способность мыслить начала возвращаться ко мне.

Мадемуазель Плесси была взбалмошна и обожала уголовные романы, но какой бы эксцентричной она ни была, Изабель не стала бы хранить у себя под подушкой заряженное оружие. Для подобного надо было быть человеком совершенно другого склада.

Я вернул барабан на место и бегло осмотрел револьвер. Ничего особенного в нем не обнаружил и не знал, что и думать. С одной стороны, я имел свидетельство Былинкина, который не поленился съездить к бывшим хозяевам Изабель, которые подтвердили, что она является именно той, за которую себя выдает. С другой стороны, шпион Стоянов был застрелен именно из американского револьвера, да и доктор Соловейко, осматривая труп Кривого, пришел к мысли, что конокрад тоже был застрелен из револьвера. С третьей стороны... С третьей стороны, я никак не мог себе вообразить мадемуазель Плесси с оружием в руках. Тогда что, оружие ей просто подбросили, чтобы окончательно сбить меня с толку? Но поспешный и, будем откровенны, весьма подозрительный отъезд Изабель как раз в то время, когда баронесса Корф тоже должна вернуться в Петербург... Черт побери!

Нет, гувернантка вовсе не та, не та, за кого выдавала себя! И это не значит, однако же, что Былинкин солгал. Да, он был у Пироговых, но он же не показал им ту, которая нам известна как Изабель Плесси, а просто перечислил ее приметы. Что, если некая женщина убила настоящую Изабель, надела очки и рыжий парик и, подражая ее манерам, с ее документами явилась в город N? Ведь люди, охотившиеся за чертежами, были способны на многое. И они вполне могли попытаться убить баронессу Корф, как только она сядет на петербургский поезд.

Я подскочил на месте как ужаленный. Петербург! Ну конечно же! Я должен ее предупредить, должен во что бы то ни стало!

– Аполлинарий Евграфович, ужин готов...

Не знаю, что подумала Марья Петровна, когда Аполлинарий Евграфович выскочил как ошпаренный из номера мадемуазель Плесси и понесся по лестнице вниз, крича, что ему срочно надо на станцию в Глухов, и требуя любого извозчика, кого угодно, но срочно.

– Это вопрос жизни и смерти! – сообщил я, задыхаясь, стоя уже у двери.

– Это как-то связано с делом, которое вы расследуете? – замирая от сладкого ужаса, спросила хозяйка.

Я поклялся ей честью (проклиная в душе ее неуместное любопытство), что непременно... обязательно... по возвращении расскажу только ей одной все детали своего захватывающего расследования. Поняв, что дело серьезное, Марья Петровна вспомнила: на конюшне стоит Арап, которого обыкновенно запрягают в ее бричку, но вообще он конь хороший, смирный и может ходить и под седлом. Словом, заключила Марья Петровна, если дело и впрямь спешное, можно взять его.

Я чуть не расцеловал хозяйку. Я заверил ее, что верну ей коня в целости и сохранности, что о ее Арапе напишут в губернских газетах, потому что он послужит раскрытию неслыханного злодейства, и посулил еще несколько глупостей в том же духе. Словом, ужин остался стыть на столе, а я углубился в темную ночь.

План мой был таков: добраться до станции, удостовериться, что Изабель и баронесса Корф уехали в одном поезде, и послать телеграмму на следующую станцию петербургской даме, в которой предупредить ее о возможной опасности, а также известить столичную полицию. Но пока я трясся на Арапе в направлении Глухова по скверной дороге (скверной – благодаря стараниям Щукина, который уворовал большую часть отведенных на улучшение путей сообщения казенных денег), в голове моей обрели окончательный вид некоторые мысли, которые я не сумел додумать раньше. В частности, мне показалось, что я знаю, кем на самом деле мог оказаться тот таинственный господин, который явился к Китти и забрал чертежи.

Подъехав к станции, я обнаружил, что она ярко освещена, а по перрону расхаживает вдвое больше жандармов, чем полагается. Удивленный, я спросил у начальника станции, что случилось. Он кашлянул, расправил усы и обьяснил:

– Поезд его императорского величества только что проследовал мимо.

– А состав на Петербург отправился по расписанию? – быстро спросил я.

– Так точно-с. Следующий ожидается через два часа.

Я поблагодарил его и отправился в кассу, где первым делом спросил, на какой поезд села мадемуазель Плесси, француженка с рыжими волосами. Кассир посмотрел на меня удивленно и объяснил, что такая особа билета не покупала. Дальнейшие расспросы и разъяснения ни к чему не привели – кассир стоял на своем.

– Может быть, она перепутала и взяла билет в Москву? Вспомните хорошенько, это очень важно, – настаивал я.

Кассир состроил мученическую гримасу (отчасти напомнившую мне Былинкина, когда тому приносили бумаги на переписку) и вновь повторил, что никакая француженка, тем более рыжая, билета на поезд не брала. Меня оттеснил от кассы дородный господин, навьюченный дюжиной коробок и шляпных картонок, за которым следовала его супруга. Последняя прошипела, чтобы он взял билеты до столицы, и, окатив меня, как кипятком, злобным взглядом, шепотом принялась ругать родителей мужа, его брата, какую-то сестру Евдокию, которая целыми днями играет гаммы, и вообще весь свет, который не давал им спокойно отдохнуть на даче в этой местности.

Я прогулялся по перрону, всматриваясь во все лица. Изабель не было. Зашел в зал ожидания первого класса, и... мое сердце сделало скачок. На угловом диване сидела баронесса Корф и угрюмо разглаживала рюш на платье. Ее ботинки и шлейф были густо забрызганы грязью.

– Амалия Константиновна! – вырвалось у меня.

– А, господин Марсильяк... – подняла она глаза.

Я поспешно подсел к ней и оглядел зал. Однако Изабель Плесси нигде не было видно, и мысленно я воздал хвалу богу.

– Вы, кажется, должны были уехать на предыдущем поезде. Разве не так?

Баронесса поджала губы.

– Я бы и уехала на нем, если бы не здешние дороги. Мой экипаж застрял в грязи на полдороге к станции, и пока мы выбирались оттуда, поезд ушел. Так что я еду в Петербург следующим поездом.

– Вы не видели Изабель? – спросил я.

– Вашу невесту? – Амалия вскинула брови, с любопытством рассматривая меня. – Нет. А что?

– Значит, она нигде вам не попадалась?

– Вынуждена огорчить вас, – улыбнулась баронесса. – Если вы собираетесь искать ее здесь...

– По правде говоря, мне бы не хотелось ее найти, тем более здесь, – вздохнул я. И вслед за тем сообщил баронессе о находке под подушкой. Насколько я мог судить, Амалии Корф мой рассказ явно не понравился.

– Разумеется, все это выглядит очень подозрительно, – буркнула она, когда я закончил. – Значит, вы считаете, что мадемуазель Плесси на самом деле...

– Фрида Келлер, – сказал я.

– Кто? – поразилась баронесса.

– Фрида Келлер, – повторил я. – Я уверен. Дама с европейскими манерами, отменная притворщица... – Я собирался продолжить, но улыбка Амалии Корф озадачивала меня.

– Нет, – обронила она. И повторила: – Нет.

– Вы полагаете? – недоверчиво спросил я.

– Я не полагаю, а знаю, – спокойно ответила Амалия. – Видите ли, Фрида Келлер мне очень хорошо знакома, я ее знаю как саму себя. Ваша мадемуазель Плесси никак не может ею быть.

– Но тогда... – в изнеможении начал я, – тогда, может быть, она является сообщницей Стоянова?

– Стоянов работал один, – холодно возразила Амалия. – Нет-нет, господин Марсильяк. Если бы Изабель Плесси... если бы ее интересы, скажем так, были противоположны моим, она бы спокойно дала мне истечь кровью, когда ваш конокрад меня ранил. Заметьте, мадемуазель даже ничего особенного не нужно было делать. И вообще... – Она вздохнула. – Не обессудьте, но я плохо представляю вашу даму сердца в роли опасной шпионки. Для такой роли она слишком глупа. – Баронесса взяла в руки револьвер, бегло осмотрела его и вернула мне. – Не самая новая модель, насколько я могу судить. Да и забывать оружие под подушкой... – Амалия поморщилась. – Для настоящей шпионки слишком опрометчиво.

– Думаете, я зря волновался? – спросил я.

– Полагаю, ваша дама приобрела где-то револьвер из чистого романтизма, начитавшись книжек. – Баронесса Корф говорила очень спокойно. – В любом случае я благодарна за попытку предостеречь меня. Впрочем, обещаю вам, если я увижу мадемуазель Плесси, то буду осторожна, – с улыбкой добавила она.

– Мне нужно сказать вам еще кое-что, – начал я. – Мне кажется... нет, я почти уверен, что догадался, кем был господин, пришедший к Китти за чертежами.

Амалия подняла на меня глаза и слегка изменившимся голосом промолвила:

– Я внимательно вас слушаю. Так вы знаете, у кого сейчас находятся чертежи?

– Попутчик, – сказал я.

– Что, простите? – вскинула брови баронесса Корф.

– Дело в том, что... – Я замялся. – Эта мысль пришла мне в голову еще в имении Веневитиновых. Я думал о поезде, о людях, которые едут в одном вагоне, и, мне кажется, догадался, кто мог забрать чертежи.