Леопард - Несбё Ю

— Я…

— Да? — Улав Холе прислушался в темноте. — Ты что, плачешь, сын? Ладно. И знаешь, чем я гордился больше всего? Я тебе никогда не говорил, но как-то нам позвонил твой школьный учитель — ты тогда ходил в среднюю школу. Сказал, что ты опять затеял драку на школьном дворе. С двумя мальчишками на год старше. В тот раз все обернулось плохо, тебя отправили в дежурную поликлинику, потому что пришлось зашивать губу и тащить расшатавшийся зуб. Помнишь, я еще карманные деньги тебе урезал? Так вот, после Эйстейн мне все рассказал. Как ты набросился на них, потому что они налили Валенку в рюкзак воды из фонтанчика. А ведь, насколько я помню, Валенок тебе никогда особо не нравился. Эйстейн сказал, тебе тогда здорово досталось, потому что ты не хотел сдаваться, поднимался снова и снова, и в конце концов у тебя так сильно пошла кровь, что большие мальчишки испугались и убежали.

Улав Холе тихо засмеялся.

— Тогда я не стал тебе говорить, не хотел поощрять тебя, чтобы ты не дрался еще чаще. Но я так гордился тобой, почти до слез. Ты был таким храбрым, Харри. Ты боялся темноты, но входил в темные комнаты. И я был самым гордым отцом на свете. Я когда-нибудь говорил тебе это, Харри? Харри? Ты здесь?

Свободен. Бутылка шампанского разбита о стену, пузырьки, как кипящие мозги, стекают по обоям на фотографии, вырезки из газет, на распечатку из интернета с фотографией Харри Холе, который все берет на себя. Свободен от вины, свободен, чтобы снова послать мир ко всем чертям. Босиком наступаю на осколки, втаптываю их в пол, слышу, как они хрустят у меня под ногами. Я скольжу в собственной крови и захлебываюсь от смеха. Свободен. Свободен!

Начальник убойного отдела Южного полицейского округа Сиднея Нил Маккормак пригладил начинающие седеть волосы, не сводя глаз с женщины в очках, сидящей по другую сторону стола для допросов. Она пришла сюда прямо из издательства, в котором работала. Одета в простой мятый костюм, но что-то в Иске Пеллер наводило на мысль о том, что костюм дорогой, просто не рассчитан на то, чтобы нравиться таким простакам, как Маккормак. Но адрес, по которому она жила, об особом богатстве не говорил. Бристоль — не самый престижный район в Сиднее. Девушка показалась ему взрослой и разумной. Уж точно она не из тех, кто будет драматизировать, преувеличивать, просто чтобы привлечь к себе внимание. Кроме того, это они ее вызвали, а не она сама обратилась в полицию. Маккормак взглянул на часы. Он договорился с сыном во второй половине дня выйти в океан, они назначили встречу на Уотсон-бей, где стояла на причале их яхта. И он надеялся, что много времени свидетельница у него не отнимет. К тому все и шло — до самой последней минуты.

— Мисс Пеллер, — сказал Маккормак, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на выпирающем брюшке. — А почему вы об этом раньше ничего не рассказывали?

Она пожала плечами:

— Чего ради? Никто меня не спрашивал, да я и сама не вижу тут никакой связи с убийством Шарлотты. Я рассказываю об этом сейчас, потому что вы меня так дотошно расспрашиваете. Мне казалось, вас интересует то, что произошло в хижине, а не этот… эпизод, который случился потом. Ведь это был именно эпизод. Мелкий эпизод, быстро пережитый и так же быстро забытый. Такие, как он, есть везде, и обычному человеку просто незачем преследовать каждую подобную тварь.

Маккормак что-то пробормотал себе под нос. Она, конечно, права. Даже он не чувствовал себя обязанным раскручивать это дело. Хлопот, неприятностей, да и самой работы не оберешься, если свяжешься с человеком, чья должность начинается или заканчивается словом «полиция». Он выглянул в окно. Солнце отражалось в заливе Порт-Джексон, а над Мэнли все еще курился дым, хотя последний в этом сезоне пожар в буше потушили больше недели назад. Дым относило на юг. Дул прекрасный, теплый северный ветер. Просто созданный для того, чтобы ходить под парусом. Маккормаку нравился Харри Холе. Или Хоули, как он его называл. Тот отлично потрудился, помог им в расследовании кровавого убийства клоуна. Но голос высоченного светловолосого норвежца в трубке звучал устало. Маккормак искренне надеялся, что Хоули не собирается снова отчалить в запой.

— Давайте начнем все сначала, мисс Пеллер.

Микаэль Бельман вошел в зал заседаний «Один», и все разговоры мгновенно стихли. Он встал за кафедру, широко расставив ноги, положил перед собой записи, подключил компьютер к проектору. Следственная группа на сей раз состояла из тридцати шести человек — втрое больше, чем при расследовании обычного убийства. Они так долго работали без результата, что пару раз ему пришлось поднимать их моральный дух, но в целом все-таки они молодцы. Поэтому Бельман и позволил себе и своим людям арест Тони Лейке — тогда это представлялось им подлинным триумфом.

— Вы читали сегодняшние газеты, — начал он и посмотрел на собравшихся.

Он спас то, что еще можно было спасти. Первые страницы двух из трех крупнейших газет напечатали одну и ту же фотографию: Тони Лейке садится в машину у Управления полиции. Третья опубликовала архивную фотографию Харри Холе, сделанную во время телевизионного ток-шоу, когда он говорил о Снеговике.

— Как видите, старший инспектор Холе взял ответственность на себя. Это правильно и вполне приемлемо.

Его голос эхом отразился от стен, и он разглядел усталые, невыспавшиеся лица. Или это какая-то другая усталость? В таком случае ее необходимо побороть. Потому что сейчас все обострилось еще больше. Заходил шеф КРИПОС и сказал, что звонили из министерства и задавали вопросы. Песок в часах бежал быстро.

— Итак, у нас больше нет главного подозреваемого, — сказал он. — Но есть и хорошие новости: у нас появились новые ниточки, и все они ведут от Ховассхютты в Устаусет.

Он щелкнул клавишей, и на экране появилась первая страница презентации в Power Point, которую он подготовил ночью.

Ему понадобилось полчаса, чтобы остановиться на всех имевшихся у них фактах вкупе с именами, датами и предполагаемыми маршрутами.

— Вопрос, — сказал он и выключил компьютер. — О каком убийстве идет речь? Думаю, типичное серийное убийство можно исключить. Жертвы не выбраны в какой-то определенной группе населения наугад, но связаны с определенным местом и временем. Значит, есть основания полагать, что речь идет о специфическом мотиве, который может считаться рациональным. А если так, то это существенно облегчает нашу задачу: надо найти мотив, и убийца у нас в руках.

Бельман увидел, как многие кивнули, соглашаясь с ним.

— Проблема в том, что у нас нет свидетелей, которые могли бы нам что-то рассказать. Иска Пеллер, единственный свидетель, который, как нам известно, еще жив, сутки пролежала больная. Другие либо умерли, либо не объявились. Мы знаем, например, что Аделе Ветлесен была там с парнем, с которым недавно познакомилась, но, похоже, никто из ее окружения ничего о нем не знает, так что мы вправе предположить, что знакомство было непродолжительным. Мы проверяем, с какими мужчинами у нее был контакт по телефону или в интернете, но на это требуется время. И пока у нас нет свидетелей, мы должны установить собственную точку отсчета. Нам нужны гипотезы по поводу мотива. Что могло стать мотивом убийства по меньшей мере четырех человек?

— Ревность или голоса, которые приказывают убивать, — послышалось в конце зала. — По опыту известно.

— Согласен. А у кого в голове звучат голоса, которые приказывают убивать?

— У тех, у кого есть психиатрическая история болезни, — сказал кто-то с явственным северным, финнмаркским выговором.

— И у тех, у кого ее нет, — возразил ему другой голос.

— Ладно. А кто может ревновать?

— Любовник или супруг кого-то из тех, кто там был.

— И о ком идет речь? — спросил Бельман.

— Но мы ведь проверили алиби любовников жертв и возможные мотивы, — заметил кто-то. — Это мы всегда делаем в первую очередь. Любовников у жертв либо не было, либо мы вычеркнули их из списков.

Микаэль Бельман понимал, что они изо всех сил жмут на газ, но колеса пробуксовывают все в той же колее, в которой увязли уже давно, однако важно то, что они все еще готовы жать на газ. Он не сомневался, что Ховассхютта — это то бревно, которое можно будет подложить под колеса и выбраться на дорогу.

— Но мы ведь отмели не всехлюбовников и супругов, — сказал Бельман, покачиваясь на каблуках. — Только тех, кто не вызвал подозрений. А у кого на момент убийства не было алиби?

— У Расмуса Ульсена!

— Верно. Когда я был в стортинге и разговаривал с Расмусом Ульсеном, он признал, что несколько месяцев назад жена его слегка приревновала. Что была девица, с которой он флиртовал. И Марит Ульсен уехала в Ховассхютту на пару дней, чтобы подумать. Это может совпасть со временем событий в Ховассхютте. А вдруг она там не только думала? Что, если она мстила? И вот еще информация. В ту ночь, когда жертвы были в Ховассхютте, Расмуса Ульсена в Осло не было, потому что он забронировал себе номер в Устаусете. Почему Расмус оказался в тех краях, когда его жена была в Ховассхютте? Провел ли он ночь в гостинице или же совершил небольшую вылазку на лыжах?