Лес мертвецов - Гранже Жан-Кристоф

26 ноября 1981 года

Хуан нашел галстук и теперь не снимает его ни днем ни ночью. Как будто хочет показать, что отрекается от прошлого и отныне принадлежит к обществу цивилизованных людей.

Правда, он пока так и не научился есть с помощью приборов. За столом запускает в тарелку обе руки и постоянно с испуганным видом озирается. Питается он теперь исключительно мясом. Никаких фиников, никаких зерен. Ничего, кроме мяса.

29 ноября 1981 года

Сегодня принимал неожиданного гостя. Я уж совсем было махнул рукой на возможность выяснить настоящее происхождение Хуана, и тут вдруг ко мне является человек и приносит информацию на блюдечке. И не абы кто! Сам полковник Винисьо Пельегрини по прозвищу Пума — один из руководителей военной базы в Кампо-Алегре.

Внешне он вполне соответствует своей должности. Короткий ежик на голове, жесткие черты лица. Некоторую долю изящества ему придают очки в красивой оправе и ровно подстриженные усы. Но в общем и целом — обыкновенный солдафон. Громко говорит, много смеется, без конца меняет интонацию — от теплой до ледяной.

В здешних местах он пользуется печальной известностью. Пума нередко лично проводит допросы политических заключенных. Именно он придумал чудовищную по своей жестокости казнь, именуемую el vuelo, что значит «полет». Выжав очередного заключенного досуха, его усыпляют, грузят в вертолет и сбрасывают в излучины лагуны, где несчастный тонет, если прежде не станет добычей кайманов. Говорят, вообще-то эти крокодилы не едят людей — они для них слишком крупные. Пельегрини приказал своим приспешникам расчленять тела электропилой и сбрасывать куски в болото. Постепенно кайманы вошли во вкус человечины, после чего их снова начали потчевать усыпленными людьми…

Когда мне сообщили, кто меня спрашивает, я решил, что пробил мой последний час.

Оказалось, нет. Пельегрини явился узнать, как дела у Хуана. Расспрашивал меня об обстоятельствах его обнаружения. Правда всплыла довольно быстро: Хуан раньше жил на военной базе. Он сын офицера Уго Гарсии, три года назад погибшего вместе с женой в результате несчастного случая, на предмет которого Пельегрини предпочел не распространяться. Хуану — полковник зовет его Хоакином — удалось спастись, и он убежал в джунгли.

Пума не потребовал встречи с Хуаном. Ни словом не обмолвился о своих намерениях относительно мальчика. Но пообещал, что еще вернется…

Я пока пытаюсь собрать воедино все факты. Например, фигурки, которые рисует Хуан, он же Хоакин (я решил, что буду по-прежнему называть его Хуаном, чтобы не вносить в его мысли разлада), могут изображать вовсе не обезьян-ревунов, а солдат из Кампо-Алегре — профессиональных палачей. Но при чем тут нож?

2 декабря 1981 года

Провел еще одно расследование. Более плодотворное. Искать легче, когда точно знаешь, что ищешь. В деревенской забегаловке — солдаты иногда заглядывают сюда выпить — без особого труда приручил одного капрала, который и раскрыл мне секрет крепости. Оказывается, этот Уго Гарсия, известный пьянчуга, убил собственную жену, а потом покончил с собой. Было это в 1978 году. Их сынишка, Хоакин, еле-еле успел удрать. Ему тогда было шесть лет. Так, значит, сейчас Хоакину девять. И второе. Эстевес прав: Хуан никогда не знал счастливого детства.

Я продолжал подливать капралу, задавая ему все новые вопросы, и выяснил еще один чрезвычайно важный факт: Хоакин не был биологическим сыном Уго Гарсии. Он приемыш. Надо сказать, здесь это довольно частое явление. Военные нередко усыновляют детей казненных политзаключенных. Судя по всему, это вполне устоявшаяся практика. Поэтому логично предположить, что Хуан родился в крепости Кампо-Алегре. Беременные женщины-заключенные рожают в тюремном медпункте, в наручниках, с завязанными глазами. Бездетный Гарсия забрал одного такого ребенка себе, но его жена — бесплодная алкоголичка — так с этим и не смирилась. Ребенок стал предметом постоянных супружеских ссор. Страшно даже представить себе, в какой обстановке он рос. Сирота, ненавидимый приемной матерью, живущий в казарме, среди смерти и насилия…

9 декабря 1981 года

Аппетит у Хуана растет не по дням, а по часам. Я стараюсь разнообразить его меню, но он отказывается от любой пищи, кроме мяса. Больше беспокоит другое. Его как-то застали на кухне. Он взломал замки холодильников и лакомился сырым мясом. Когда это мясо у него попытались отнять, он оскалил зубы, как делают хищники. Откуда в нем пристрастие к крови?

Все остальное время Хуан рисует. Все те же черные силуэты. Тот же нож. Если он изображает сцену убийства матери, то откуда там столько народу? Хуан больше не поет, но у меня ощущение, что он вот-вот начнет произносить слоги.

17 декабря 1981 года

Хуан тревожит меня. По мере того как сходят на нет его животные повадки, начинают проступать черты его личности. Особенности его собственного характера, которые невозможно объяснить пребыванием среди обезьян. Вот они-то меня и тревожат. Я несколько раз замечал, как он мучит мелких животных, причем старается растянуть мучительство «на подольше».

Он очень груб с остальными питомцами приюта, которые боятся его и избегают. Нападает на них, часто исподтишка. Вчера поранил одну девочку — утащил ее в глухой угол сада и столкнул в яму, которую вырыл заранее. Внутрь ямы он накидал острых бамбуковых веток. У девочки разодрано бедро, а ведь она могла и умереть. Зачем он это сделал? Похоже, только я один пользуюсь с его стороны каким-то доверием, и то…

Еще одно опасное увлечение. Хуана влечет к себе огонь. Он готов целыми часами сидеть и смотреть на горящее пламя. Его уже несколько раз ловили, когда он играл со спичками. Вот этого я действительно боюсь.

От всех этих наблюдений у меня сжимается сердце. С галстуком, в черном пиджачке Хуан чем-то напоминает Чарли Чаплина — но с душой, одержимой бесами. Я беспрестанно молюсь.

«А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его…»[71]

20 декабря 1981 года

Эта история с мясом наполняет меня ужасом. Необходимо снова связаться с Эстевесом, этнологом, но я не смею. Мне стыдно того, что происходит с Хуаном. Из маленького дикаря он словно бы превращается в злобное чудовище.

26 декабря 1981 года

Снова был Пельегрини. Хочет забрать ребенка. Говорит, нашел для него новых приемных родителей. Насколько я понял, на самом деле он получил соответствующий приказ. Человек, пожелавший усыновить Хуана, пользуется большой властью. Скорее всего, это кто-то из военных. Не могу объяснить, но предчувствую, что за всем этим кроется какая-то тайна.

3 января 1982 года

На Новый год Господь преподнес мне чудесный подарок. Сегодня утром я нашел Хуана в церкви. Он сидел лицом к алтарю и пел. Не просто какую-то неопределенную мелодию, как обычно, а настоящую песню. Со словами! Я впервые слышал, как он произносит членораздельные звуки. И песню я узнал. Очень популярная несколько лет назад — я даже разучивал ее с детьми в нашей миссии в Брюсселе. Называется «Porque te vas». Исполняет ее певица англо-испанского происхождения по имени Жанетт.

Где он мог выучить эту песню? А, не важно. Надежда вспыхнула во мне с новой силой: я был прав, аутизм Хуана поддается излечению. Лес просто заглушил в нем человеческие способности. Я должен оставить его у себя. Продолжать его обучение. С благословения Божьего.

«Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине».[72]

17 января 1982 года

Хуан заговорил. Сразу. Без всяких усилий. Я это знал. Я всегда это знал. Речь существует в нем. Хуан — не аутист. Или, что тоже возможно, он страдает тем, что в моих книгах именуется «аутизмом высокого уровня». Теперь мне предстоит развить его успехи с помощью нового обучения. Чтение. Письмо. Молитва. Вдвоем с ним мы выиграем эту битву.

25 января 1982 года

Хуан быстро прогрессирует. Не испытывает никаких трудностей с выражением своих мыслей, разве что немного заикается. Фразы выходят у него изо рта совершенно законченными. Я уже могу вступать с ним в диалог. Есть и некоторые особенности. Похоже, он неспособен говорить от первого лица. Вместо того чтобы утвердительно ответить на вопрос, он его повторяет. Иногда вместо ответа повторяет по многу раз одно и то же слово. Довольно часто: «porque te vas». Не понимаю, что это может значить.

Воспоминания его довольно смутны. Обрывки впечатлений от жизни в лесу, кое-какие эпизоды из существования в казарме. Но все это перепутано в его голове. Его разум напоминает открытую книгу со склеившимися страницами.

Иногда он придает обезьянам человеческие качества. Потом вдруг, рассказывая о «родителях», упоминает поступки и привычки, более свойственные «древесной» жизни. Ясно одно: он никогда не знал ничего, кроме страха и угроз. Побои, в том числе плеткой, в приемной семье. Укусы и раны, полученные от обезьян.