Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Орловский Гай Юлий

– Да, любезный сэр Ришар, мы вас не разочаруем… Я сам натаскивал молодняк. Дерутся, как молодые львы! Я с восторгом следил за вашими подвигами, начиная с момента, когда вы, тогда еще оруженосец, первым поднялись на стены замка Колвиц и водрузили там знамя сюзерена!.. Я тоже был оруженосцем, но вы в тот день стали рыцарем, а я носил за сеньором шлем и меч еще пять лет…

Граф ответил любезно:

– Дорогой сэр Растер, зато теперь вы в числе полководцев Армландии, в то время как я… ха-ха!.. ушел на покой и занимаюсь только своими замечательными лошадьми. Приятно было пообщаться с вами, господа!.. Мы расскажем о вашем великолепном приеме!

Они развернули коней и красиво отбыли в сторону замка, яркие и красочные на фоне ровной свежей зелени. На стенах звонко и радостно протрубили, мост начал опускаться и лег на сваи точно в момент, когда отряд поднялся на вал.

Ворота начали раздвигаться, на стенах толпятся лучники и арбалетчики на случай, если вороны внизу не успеют сразу же поднять мост и закрыть ворота, как только последний из свиты графа Ришара проедет под аркой. За возвращающимися может ворваться мощная ударная группа противника. Это уже не будет считаться нарушением, так как переговоры закончились, переговорщикам благополучно дали вернуться в свой замок. Это уже лихость, удаль, безумная отвага, что так любят воспевать менестрели.

Днем даже тени прозрачные, а сейчас при заходе солнца вечерний свет резко разделяет мир на еще свет и уже тьму. В тени вообще все исчезает, тонет в черной вязкой смоле будущей ночи. Пока еще освещенные низким солнцем башни и крыши крепости горят красным золотом дерзко и вызывающе.

Небо выглядит странно: на западе жутковато величественный закат, словно наступает конец света, восточная же часть смирилась с приходом ночи, небосвод уже серо-фиолетовый, звезд еще нет, но серп луны высвечивается ярко и четко, однако скоро и он исчезнет под медленно надвигающимся массивом темных туч.

Переговоры с графом Ришаром прошли так, как я и ждал, но смутная тревога не дает успокоиться и забыть о них. Тем более заснуть. Граф Ришар говорил красиво и правильно, но что-то недосказывает, что-то придерживает в рукаве.

Да и не поверю, что человек с его жизненным опытом и в его возрасте будет вести себя, как ошалевший от избытка гормонов молодой рыцарь, живущий в причудливом мире чести, доблести и веры как в Бога, так и в чистые руки противника.

За тонкой стенкой шатра послышались голоса, потом шаги крупных уверенных людей. Страж спросил, кто идет и зачем, но я слышал по голосу, что демонстрирует бдительность, останавливать идущих не собирается.

Полог откинулся, вошли, пригибая головы, Растер и барон Альбрехт. Растер спросил сочувствующе:

– И вам не спится?

– Тут заснешь, – буркнул я. – Что еще знаете о графе?

Растер молча опустился в свободное кресло, а барон, усаживаясь более основательно, ответил сразу же:

– Лошадник. Теперь уже в первую очередь лошадник. Помимо его воинской славы, что уже, собственно, в прошлом. У него лучшие кони не только в Армландии, их покупали у него для королей Турнедо, Шателлена и еще увозили куда-то очень далеко.

– И все?

Он развел руками.

– Все, что известно. Я понимаю, но это у всех так. Кто-то на покое разводит розы, кто-то начинает усиленно жертвовать на церковь, некоторые вовсе сбрасывают доспехи и, одев рубище паломника, уходят поклониться святым местам…

Я покачал головой.

– Да, это все знаю. Но почему у меня ощущение, что у него что-то в рукаве?

Он вскинул брови.

– В рукаве?

Я отмахнулся.

– Иносказание. Граф Ришар умеет показывать только те эмоции, какие желает, но не Талейран, не Талейран… Сэр Растер и вы, дорогой барон, я оставляю вас здесь бдить и… еще раз бдить.

Растер нахмурился, но смолчал, а барон спросил резко:

– А вы?

Голос его звучал еще без тревоги, но уже недружелюбно, словно барон готов заранее отвергнуть то, что я задумал, как непроходимую глупость. Растер начал сопеть громче, кустистые брови сдвинулись над переносицей.

– Пройдусь по ночному воздуху, – сообщил я. – Проверю караулы. Посмотрю со стороны, как расположен лагерь.

– Что-то не так?

– Вроде бы все нормально, – успокоил я. – Но у графа Ришара репутация человека, который очень умело пользуется малейшими промахами противника.

Растер буркнул:

– Да, уже убедились.

Лица обоих выражали несогласие, не дело верховного главнокомандующего лично проверять караулы, но уж ладно, если человеку не спится… смолчали, и я тихонько выскользнул из палатки, моментально войдя в личину незримника. Даже им не стоит рассказывать, что у меня вызревает в уме. Вообще-то ничего умного не вызрело, напротив, раз уж получалось незаметно пробираться в замки виконта Риена и графа Арлинга, то и здесь бы попробовать, хотя и помню пословицу: повадился кувшин по воду ходить – там ему и голову сломить…

Тревожное ощущение растет еще от того, что никак не чувствую в крепости приготовлений к жизни в условиях долгой и тягостной осады. Напротив, десятки признаков указывают на то, что граф как будто уверен, что осаду скоро снимем. И вовсе не потому, что сами устыдимся, а именно нечто нас заставит.

Ночь опустилась темная и непроглядная, тьма соединила небо и землю. Сплошная чернота, только иногда пролетит какой светлячок, да в небе изредка замечается очень слабый просвет в тучах.

Вся охрана крепости, как обычно в таких случаях, расположена по периметру, чтобы вовремя сигнализировать о попытках штурма. Потому обычно достаточно миновать ее, чтобы очутиться в сравнительно безопасном месте. Я постоянно оглядывался, готовый дать деру, если на меня обратит внимание хоть кто-то, пальцы дрожат на болтерах. На этот раз, даже удирая, буду сметать стальным огнем все, что мелькнет на дороге.

Подолгу выжидая, затаиваясь на долгие часы, я упорно сперва подбирался к стене, потом вскарабкивался, наконец пробирался в крепость, но хотя вроде бы совершаю чудеса маскировки и ловкости, остается неприятное ощущение, будто мне дали пробраться в крепость нарочито. Во-первых, все-таки пробрался, во-вторых, граф Ришар мог знать от Арлинга, что я побывал в его замке, хотя Арлинг тоже сперва был уверен, что муха не пролетит мимо стражи незамеченной, а граф Ришар – это не те вороны, это противник матерый.

Попытаться проникнуть еще и в донжон – самоубийство, окна перекрыты металлическими решетками, а дверь всего одна. Наверняка под тайным наблюдением не только стражей, но и мага, тот увидит незримника так же просто, как и любого другого.

Я дергался, как на раскаленной сковородке: и печет, и уйти нельзя. Короткая летняя ночь сменилась бледным рассветом, чересчур быстро из-за горизонта выпрыгнуло солнце и, как резвая божья коровка, побежало быстро-быстро вверх по небосводу. Двери донжона начали все чаще распахиваться, выпуская рыцарей, слуг, челядь, пажей и оруженосцев, прачек и посудомоек.