Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Барвинок впервые столкнулась с таким видом развлечения, как она сперва решила, подпрыгивала и заглядывала через головы, как там раздают металлические кружочки с выдавленными цифрами. Один из мужиков, которому напрыгнула едва ли не на плечи, оглянулся, на нее посмотрел с улыбкой, но увидел Олега, и улыбка исчезла.

– Что там? – спросила Барвинок.

Мужик ответил:

– Нечто получше женитьбы. В лотерее все-таки есть шанс.

Он отвернулся, Барвинок толкнула Олега.

– Что молчишь? Что это?

– Лотерея, – буркнул он, – самый точный способ учета дураков, верящих в удачу.

– Опять ты нападаешь на удачу!

Он пожал плечами.

– Считай, что это такой налог на дураков. За то, что ленятся пошевелить мозгами. Хотя бы сложить два и два.

Он заметил в сторонке дородного человека с золотой цепью на груди и знаками отличия, за спиной два городских стража в доспехах и при оружии, явно из городских властей. Барвинок не успела придержать Олега, как он шагнул к ним и спросил зло:

– Почему власти не запретят это жульничество?

Человек с золотой цепью ответил мирно:

– Это не жульничество.

– А что?

– Налог, – объяснил он. – Самый справедливый на свете. Как видите, его выплачивают только желающие.

Олег подумал, вскинул брови.

– Значит, городские власти в этом участвуют?

Человек от властей понизил голос:

– Чуть-чуть. Мы предоставили место и защиту. За определенную часть от вырученной суммы.

Олег стиснул челюсти, Барвинок смотрела сочувствующе, хоть и не понимала, из-за чего так переживать.

– В погоне за добавочным доходом, – произнес Олег, – можно ли забывать о душах?

Человек с цепью посмотрел на него искоса.

– Свинья грязь найдет. Все равно все пропьют, так лучше уж часть попадет в городскую казну. Дорогу к соседнему городу вести надо? А на какие деньги? А там еще мост прохудился, даже люди проваливаются, а телеги вовсе не ходят…

– А без этой пакости нельзя? – спросил Олег.

Тот посмотрел почти с сочувствием.

– Увы, городские власти опираются на население, а в нем всегда ничтожных людей больше. Их не простое большинство, а их… ну, почти всякий – ничтожество. Увиливает от работы, обязанностей, долга, хотел бы получить много и сразу, но воровать боится… Что остается? Да, именно лотерея!.. Это шанс для ничтожного человечка моментально стать богатым. Очень богатым!

Олег сказал горько:

– Все-то понимаете… Не дураки правят городом, как считают извозчики, сами презираете эту гнусь… эти забавы полных идиотов и для еще больших идиотов… но вам важнее урвать деньги отовсюду, где удается! А на то, что человек превращается в животное, плевать?

Человек с цепью ответил сухо:

– Делать их людьми – забота пророков, а не власти. У нас своих хлопот хватает. Вон старые колодцы пересохли, надо новые копать, поглубже. Где взять деньги?

Барвинок тронула волхва за локоть.

– Перестань… На тебе лица нет. Из-за чего переживаешь, не понимаю.

Он дал себя увести, они пошли дальше по улице, от него шел жар, как от накаленного в огне куска железа. Ответил с большим опозданием, словно спорил еще и с собой, она ощутила в его сильном голосе тоску и сильнейшее разочарование:

– Гадальщики, прорицатели, устроители лотерей, наперсточники… Сколько этих паразитов? И все потому, что человек глуп и легковерен. Ну никак его не заставить работать честно, если видит хоть малейшую возможность украсть, обмануть, схитрить…

Она переспросила горячо:

– Украсть?

Он посмотрел на нее хмуро.

– А ты заметила, на что в лавках наибольший спрос? Вон посмотри, что в той… Или вон в той!

– Что?

– Награбленное, – ответил он зло. – Уворованное.

Она запнулась, посмотрела на разложенный на полках товар, горячо возразила:

– Что ты мелешь? Это все из раскопок и старых захоронений!

Его глаза странно блеснули, она ощутила себя почему-то виноватой, хотя повода не видела.

– А грабить могилы – хорошо? Или хотя бы допустимо?

Она не ответила, сделала вид, что разглядывает товары на прилавках, мимо которых идут. В самом деле, немалую часть составляет выкопанное из древних захоронений, то есть могил. Но могилы раскапывать все-таки нехорошо, а захоронения – можно. Потому что могилы со временем начинают считаться захоронениями, а они как бы ничьи. Свежие могилы к тому же охраняют родственники, а древние – никто, так что раскапывать можно безнаказанно…

Вообще-то, если подумать, то логика волхва не кажется такой уж странной. По крайней мере, понять можно. Однако с другой стороны… ну не могут же все люди ошибаться, а вот он, такая цаца, все видит и понимает правильно?

С третьей стороны, мелькнула мысль, такое как раз и бывает чаще всего, но дело в том, что простой народ видит только две стороны, а третью вообще не признает и полагает, что ее не бывает вообще.

– Знаешь, – проговорила она наконец нерешительно, – ты закапываешься слишком глубоко… Или взлетаешь. Люди так глубоко не роют. А мы – люди.

Он прорычал:

– А человек, как говорят все сволочи, чтобы легче сволочничать, – животное. Самый подлый зверь на свете! От остальных отличается только хитростью да умением разговаривать. Больше ничем. Ты тоже считаешь, что люди – подлые твари?

Она проговорила торопливо:

– Нет, не считаю! Но простые люди просто большего не видят.

– Значит, надо, – сказал он, – чтобы видели. Чтобы было заметным!

Она спросила настороженно:

– Что заметно?

– Отличие от зверя, – пояснил Олег.

– Так уже отличаются!

– Как видишь, – сказал он тяжело, – этого мало. И это не главное. Надо что-то еще, что-то еще…

Он нахмурился, на лбу собрались морщины, он шевелил пальцами, словно пытался нечто ухватить из воздуха, но смутные образы уплывают, не давая оформить себя в слова, и он зло сверкал темнеющими глазами и едва не скрежетал зубами.

Она услышала сказанное тихо, будто для самого себя:

– Когда-то мир станет цивилизованным…

– Когда? – поинтересовалась она скептически.

Он вздохнул:

– Как только откажутся от лотерей, так и станет!

В окнах загорались светильники, Барвинок поняла, что в домах наступает ночь, хотя здесь на просторных улицах еще светлый вечер, тихо и торжественно, птицы уже умолкли и отправились до утра в гнезда, бродячие собаки неслышно скользят от тени к тени, подбирают выброшенные из окон кости с лохмотьями мяса.

В темнеющем, но все еще пронзительно синем небе остро и четко сверкает отточенное лезвие месяца. Над далекими горами тревожно застыла лиловая тьма, это оттуда поднялся блестящий серп, оставив внизу мутные тающие облака.

Волхв посмотрел на небо, на горы, лицо стало мрачным.