Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

По молодости лет, — не поленитесь приподнять для чести шляпу.

— Кашкет прилежно учился в консерватории по классу скрипки у известнейшего петербургского профессора. И, хотя не являлся представителем традиционной скрипичной национальности, считался одним из лучших студентов, подающих блестящие артистические надежды. Никто не знает, что произошло на самом деле, как случилось, что многообещающий ученик не явился однажды к профессору в класс, но это произошло. Он не явился ни к этому, ни к другому профессору, и больше никогда в своей жизни не взял в руки скрипку. Однако зачем—то приобрел себе дорогую концертную балалайку и страстно сосредоточил на ней свое щедрое музыкальное дарование. Даже лишившись на фронте двух пальцев правой руки, он не забросил игру, а настойчиво переложился на трехпалое исполнение и полностью восстановил былую виртуозность и весь необъятный репертуар.

Чапаевское ухо, надо признать откровенно, не было избаловано музыкальными изысками, и в Кашкетовой игре его подкупало не столько феерическое мастерство, сколько необыкновенная серьезность исполнения, не очень соответствующая как самому инструменту, так и окружающей действительности. Балалаечные наигрыши Василий Иванович мог слушать часами, без отдыха, да что там часами, порой и бессонными ночами напролет. При этом он забывал обо всех фронтовых неурядицах и неотложных делах, а мыслями уносился в какие—то дивные, фантастические обстоятельства. Об этом не всем расскажешь, но однажды, поддавшись незнакомой волшебной мелодии, комдив оказался в томных объятиях жгучей цыганки, после которых долго не мог оклематься, все никак не мог расстаться с покинувшим его наваждением.

Уважительно, не нарушая сосредоточенности музыканта, легендарный комдив подсел краешком к центральному пеньку и принялся с наслаждением вслушиваться в балалаечный скороговорочный напев. Выждав приличную паузу, он прокашлялся и задал Кашкету неожиданный вопрос:

— Ты скажи мне, игруля, а можешь по моей просьбе, сию же минуту сбренькать на своей походной арфе «Боже, Царя храни!». Вас в консерватории этим шедеврам, небось, первонаперво обучали, чтобы носы вдоль попутного ветра держали, чтобы не забывали, кому вечную славу петь вы обязаны. Я, как ты сам понимаешь, штанов в академиях не протирал, благородными манерами не избалован. Так сумеешь ли на своей балалайке похлопотать перед Богом, чтобы Царя охранил, или недотепой станешь прикидываться?

— Это как же, товарищ комдив, не сумеешь. Можно и царя, и царевну, и детишек от имени всей мировой революции сохранить. Можно так постараться, что никто и с лопатами не докопается.

И тут же, с радостной от удачного каламбура физиономией, ритмично отбивая такты босой ногой, Кашкет лихо завернул на балалайке какой—то бравурный дивертисмент, в том смысле, что «и в ямку закопал, и надпись написал».

Чапай, по совершенно непонятной для денщика причине, от чего—то раздраженно заерзал на лавке, потом вдруг вскочил как ошпаренный, помянул в сердцах чьих—то очень близких родственников, и срывающимся, не совсем командирским голосом, затарахтел:

— Так и рыскаешь, так и ждешь приключений на свою беспокойную задницу. Запомни, мне в Разливе придворные шуты ни к чему, я в два счета на передовую со свистом засватаю. Там со своей балалайкой не шибко под пулеметным огнем поюродствуешь. После первого же выстрела в штаны наваляешь, без гороха в кустах разразишься шрапнелью. Денщик, округлившись глазами, в сторону отложил свою балалайку, искренне недоумевая, чем же так неловко досадил командиру. Чтобы все—таки разрядить обстановку, он решил объясниться с Чапаем:

— Но ведь Царь Николаша наш классовый враг, Василий Иванович, чего с ним зазря церемониться. Шлепнули в подвале семейную кодлу — туда им всем и дорога, сколько можно последние соки с народа сосать. Фурманов на политзанятиях бойцам говорит, что царям полагается быть только в дикой природе, среди гадов ползучих и кровожадных зверей. Я тоже считаю, что люди прекрасно и без царей своими жизнями распорядятся.

Возражать денщику в этот раз по совести было нечем, революционная, да и человеческая правда стояла несомненно на его стороне. Поэтому легендарный комдив непривычно быстро угомонился, обессилено присел на скамейку, потеребил в раздумье усы, и после некоторого молчания выразил свое отношение к делу.

— Враг то он враг, только золотишко царево, ходят упорные слухи, где—то за Уралом беляками припрятано. Здесь соображать по военному надо, вопрос сегодня костью в горле стоит о выживании целой дивизии, нам к зиме портянки купить бойцам получается не на что. А фураж, а провизия, а патроны, да еще Петька с Анкой чертову свадьбу гулять ненароком удумали. И обо всем я один позаботься, все расходы на мне, третий месяц красноармейцам окопные деньги не доплачиваем, неровен час, к белякам подадутся.