Испытание верностью - Арсентьева Ольга

Блуждая с пустым бокалом и несколько напряженной улыбкой по залу, Аделаида увидела долговязого Феликса и его финскую жену, сидящих за отдельным столиком.

Финская жена в полном молчании и сосредоточенности кушала красную рыбу, а сам Феликс, отвернувшись от супруги, вполголоса беседовал с придвинувшим свой стул и почтительно изогнувшимся Лопухиным – главным, как уже знала Аделаида, конкурентом Бориса.

Феликс поздоровался с подошедшей Аделаидой вежливо, но без малейшего интереса. Она оглянулась по сторонам в поисках мужа, но тот, как нарочно, куда-то исчез.

«Зря я сюда пришла, – подумала Аделаида. – Пить нечего, есть, в общем-то, тоже».

От одного запаха дешевого майонеза, который они кладут в свой фирменный салат «Столичный», пропадает всякий аппетит. А горбуша в тарелке финской жены такого интенсивного оранжевого цвета, будто ее специально выкрасили – горбушу, разумеется, не жену…

– Ада! Какая приятная неожиданность!

Аделаида обернулась. Радостно улыбаясь и широко раскинув руки, на нее надвигался Леонид Шаховской.

Он был один, без Светки, и это несоответствие уверениям Бориса кольнуло обострившуюся чувствительность Аделаиды.

Впрочем, поразмыслить над этим ей так и не удалось, потому что Шаховской осуществил свое намерение – обнял ее и прижал к обширному, обтянутому модным вельветовым жилетом животу.

Когда же она деликатно высвободилась, Шаховской отобрал у нее пустой бокал и заявил:

– Да, с выпивкой здесь не очень. Пойдем-ка со мной, у меня есть то, что тебе нужно.

Удивленная Аделаида позволила отвести себя в уголок, к дальнему концу банкетного стола. Там из своего дорогого, натуральной кожи, хотя и несколько старомодного кейса Шаховской извлек две небольшие бутылочки импортного виноградного сока.

– Достал по случаю, – похвастался он, отвинчивая крышку одной из бутылочек и переливая содержимое в бокал Аделаиды, – и, предвидя ситуацию, захватил сюда. Я ведь тоже не пью, за рулем… У меня, кстати, теперь «Тойота Королла», серебристый металлик…

Аделаида выразила сдержанное восхищение.

Шаховской расплылся в довольной улыбке.

– Да, вот решил поменять!

Аделаида выразила уверенность в том, что дела у Леонида идут хорошо.

– Нормально… У Светки тоже все в порядке, спасибо! Да, конечно, передам… А ты сок-то пей, настоящий, немецкий, сплошные витамины, не то что наши подделки!

Аделаида потягивала прохладный и в самом деле очень вкусный сок и чувствовала, что все ее недовольство куда-то улетучивается.

Хриплый вой из раздолбанной стереосистемы сменился вполне приемлемыми для слуха звуками, и танцующие прекратили бессмысленно и нелепо дергаться, а стали прислушиваться к ритму; освещение в зале приобрело приятный для глаз, слегка приглушенный оттенок, и даже запахи от банкетных блюд больше не казались ей такими уж тошнотворными.

Она отломила корочку ржаного хлеба и принялась жевать, то слушая Шаховского (тот, склонившись к Аделаиде и щекоча ей ухо пушистым надушенным усом, делал всем присутствующим иронические характеристики), то удивляясь своим внутренним ощущениям.

Они были довольно необычные, но приятные.

В ней словно нарастала волна радостного, легкого восприятия жизни, когда светлое делается еще светлее, серое и невзрачное окрашивается в яркие, радужные тона, а темное просто исчезает.

Неожиданно для себя Аделаида обнаружила, что смеется – не то чтобы громко, во весь голос, а так, хихикает, словно ее щекочут.

Шаховской, видимо, приняв хихиканье на свой счет, придвинулся еще ближе.

Аделаида отмахнулась от собеседника, задев его по носу, что вызвало у женщины новый приступ смеха. Несмотря на шум и гвалт в банкетном зале, ее услышали. Ближайшие соседи по столу обернулись и посмотрели на Шереметьеву.

В прежние времена Аделаида, оказавшись в центре внимания, засмущалась бы и попыталась улизнуть из этого самого центра как можно скорее, но сейчас ей было все равно.

Ослепительно улыбаясь, она подняла бокал и нараспев провозгласила:

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

Соседи тоже заулыбались, понимающе переглядываясь.

Некоторые протянули свои бокалы и рюмки, чокаясь с ней. Какие милые, приятные люди, подумала Аделаида, как хорошо, что я все-таки пришла сюда.

При этом некий тревожный звоночек, давно уже дребезжавший где-то за левым ее ухом, тренькнул последний раз и замолчал.

Это толстый бандит Шаховской, протянув волосатую руку, украшенную массивными золотыми часами «Ролекс» и топазовым перстнем, оборвал его и бросил за спину.

Аделаида кокетливо погрозила ему пальчиком.

– А почему бы нам с тобой не пойти потанцевать? – внезапно вдохновился Шаховской.

Аделаида, улыбаясь, покачала головой.

– Ну и ладно, – мирно согласился Шаховской, – посидим так. За тебя!

И он вылил в ее бокал остатки сока.

– Понимаешь, Леонид, – слегка заплетающимся языком говорила Аделаида, – понимаешь… мне не очень хочется танцевать. Ты, главное, не обижайся… Мне вообще ни с кем сейчас не хочется танцевать, кроме одного-единственного человека… А его сейчас нет здесь, он очень далеко, он в этих… как их… Гималаях… понимаешь?

Шаховской рассеянно кивнул и зачем-то посмотрел на часы.

– Ну вот, ты все-таки обиделся…

Шаховской покачал головой и положил свою влажную мясистую ладонь на ее обнаженную до лопаток спину.

– Давай-ка выйдем на воздух, – предложил он, поднимая свалившуюся с ее плеча бисерную сумочку и подавая ей, – по-моему, тебе пора освежиться.

Аделаида согласно закивала головой и встала, хотя пол под ногами так и норовил вздыбиться. Путь до двери показался ей очень долгим.

На улице вечерняя свежесть, лунный серпик, повисший над водосточной трубой, и близкий запах сирени почти привели Аделаиду в чувство. Голова ее прояснилась, но почти сразу же женщина почувствовала страшную усталость.

Ноги Аделаиды подогнулись, и, чтобы не упасть, она уцепилась за Шаховского.

Тот ловко ухватил ее за талию и повел куда-то в сторону.

– Куда? – слабо спросила Аделаида.

– Сюда, – сказал Шаховской, останавливаясь перед новенькой, сверкающей в лунном свете «Тойотой» и распахивая перед Аделаидой заднюю дверцу, – я отвезу тебя домой.

Аделаида хотела возразить, что это ни к чему, Борис отвезет, надо только его подождать, но лишь пролепетала что-то невнятное. Язык не слушался, и глаза закрывались сами собой.

Радужные волны полностью захватили ее и унесли прочь от берега. Она упала на широкое заднее сиденье, не замечая, что с левой ноги свалилась туфелька, свернулась клубочком и погрузилась в глубокий сон.