Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Мессадье Жеральд

Держась начеку, полный решимости разгадать намерения княгини, Готлиб решил обмануть ее. Изобразил непринужденность и благодушие, будто только что встал с Данаиного ложа. А сам украдкой наблюдал за лицом княгини, пытаясь для начала определить ее возраст. Но был разочарован: сквозь белую маску, чуть позолоченную светом масляных ламп, проглядывали лишь тончайшие морщинки. И так же, как и утром, высокий, перехваченный лентой муслиновый воротник скрывал шею, которая гораздо меньше, чем лицо, поддается косметическим ухищрениям. Но вдруг, когда княгиня протянула руку к своему бокалу, Готлиб все же заметил следы времени: этой иссохшей руке, хоть и принадлежавшей женщине праздной, было не меньше семидесяти лет. Она больше напоминала когтистую лапу хищной птицы, чем былую расточительницу ласк.

— Надеюсь, вы приятно провели день, — сказала княгиня таким тоном, будто была убеждена в обратном.

Что ясно означало: надеюсь, вы уже сожалеете, что не уступили Данае.

— Превосходно, княгиня. Ничто так не способствует размышлениям, как созерцание морского горизонта. Понимаю теперь: именно возможность всю жизнь любоваться этими перламутровыми небесами подарила умам Востока высшую мудрость.

Она бросила на него угольно-черный взгляд, смысл которого не оставлял места для сомнений: хватит принимать меня за дурочку.

— Вы полагаете, что пейзаж влияет на души? — томно пролепетал юный Алексис.

В первый раз с начала трапезы он подал голос и, конечно же, тоже говорил по-французски. Скольких же французов занесло сюда, чтобы они смогли обучить своему языку всех этих фанариотов?

— Вы в этом сомневались? — откликнулся Готлиб. — Незапятнанная лазурь Греции породила самую светлую философию в истории цивилизаций, тогда как грозовые небеса Севера — самый мрачный взгляд на человеческий удел.

Пока слуги меняли блюда, виночерпий вновь наполнил кубки. Готлиб едва пригубил свой; сейчас был не лучший момент, чтобы пьянеть. Украдкой бросив взгляд в сторону двери, он удостоверился, что Альбрехт все еще там.

— Восхищаюсь тонкостью ваших суждений, — важно молвил Алексис. — Они производят на меня впечатление остро отточенного кинжала, способного рассечь на лету муху.

«Где его научили всей этой трескотне?» — недоумевал Готлиб.

Вмешалась княгиня:

— Граф Готлиб убежден, что Восток таит какие-то необычайные секреты.

— Неужели? — прокудахтал Алексис, глядя на гостя с еще большей нежностью. — Какие же?

Княгиня не дала Готлибу ответить, заявив:

— Наш единственный секрет — близкое общение с потусторонним миром. Мы достаточно долго жили, чтобы понять: жизнь всего лишь чередование видимостей и настоящие призраки — среди нас.

«Ишь ведь, — подумал Готлиб. — Что она затевает?» Он уже заметил, что княгиня отбросила утреннюю шутливость, и поздравил себя с этим: так он скорее поймет, в какую игру с ним играют.

— Сегодня вечером мы продемонстрируем это графу Готлибу.

— Каким же образом? — спросил Готлиб, смакуя цыплячью грудку в чем-то, напоминающем миндальный крем.

Княгиня загадочно улыбнулась.

— О подлинных тайнах не говорят, — изрекла она тоном пифии. — Их зрят, в них вникают, но держат уста на замке.

«Что за галиматья», — подумал Готлиб, бросив взгляд на Альбрехта, который появился под аркадой террасы, очевидно закончив свой ужин.

Алексис поддакнул, добавив, что первая четверть Луны благотворно воздействует на дух.

— Графу не понравилось трансильванское вино? — спросил он затем, показывая на почти полный кубок своего соседа.

— Я не слишком большой любитель вин, — ответил Готлиб.

Ему подали салат, потом белый сыр и кофе со сластями. Княгиня встала.

— Идемте, — повелительно сказала она своим сотрапезникам. — Бабадагская прорицательница, должно быть, уже здесь.

Готлиб и Алексис последовали за ней. Они пришли в какой-то зал без окон, пол и стены которого покрывали ковры, а единственным предметом обстановки была низкая тахта и большие кожаные подушки. Освещали комнату лишь два высоких треножника с масляными лампами. На одной из кожаных подушек сидела, подобрав под себя ноги, немолодая женщина с изможденным лицом. Перед ней на медном подносе стояла кофеварка с чашкой. Княгиня подошла к женщине и заговорила с ней на каком-то неизвестном Готлибу языке, не похожем на турецкий. Бабадагская прорицательница допила свою чашку и смерила взглядом обоих молодых людей. Готлиб приветствовал женщину кивком и тоже постарался рассмотреть ее, насколько это было возможно при столь скудном освещении.