Цветок Америки - Мессадье Жеральд

Феррандо расхохотался:

— Это верно. Но я рад, что побывал там. Я убедился, что этот континент — не выдумка и что в любой выдумке есть крупица правды. Если бы я не поехал, у меня осталось бы чувство, что я изменил самому себе. Это называется опытом. Кроме того, нет сомнений, что Северный и Южный континенты будут вскоре заселены европейцами. Достаточно нескольких английских луков и кулеврин, чтобы нагнать страху на туземцев и привести их к покорности. Наши старые империи получат огромные территории. И тем самым огромную власть. Но, естественно, это произойдет не сразу.

— Что же из увиденного вами послужит вам завтра? — спросил Франц Эккарт.

— Что можно прожить долгие месяцы, довольствуясь малым, — ответил Жак Адальберт.

— Этому тебя научила бы и жизнь солдата.

— Конечно, Франц. Но такая жизнь не научит мечтать.

Франц Эккарт кивнул.

— Со своей стороны, — сказал Феррандо, — я понял, что раньше или позже европейцы потянутся на этот континент и им понадобятся деньги. Места там безлюдные, и я сомневаюсь, чтобы там, в скором времени могли появиться города, похожие на наши. Впрочем, я узнал и еще одну важную вещь: лимон и петрушка очень полезны в дальних странствиях, ибо они спасают десны от кровотечения.

Это замечание вызвало общий смех, и все отправились спать.

На следующий день Жак Адальберт уехал в Страсбург, а Феррандо — в Женеву, так как в Миланском герцогстве все еще хозяйничали французы. После сбывшихся предсказаний о смерти папы и открытии нового континента он, безусловно, доверял суждениям Франца Эккарта. К тому же Людовик XII приобрел в Милане смертельного врага в лице герцога Лодовико Сфорцы, бывшего властелина этой северной цитадели. Плененный под Новарой за три года до окончания XV века, он подвергся такому унижению, какое редко выпадает на долю владык: французский король сначала заточил его в замок Пьер-Ансиз, а затем в клетке перевез в тюрьму в Ли-Сен-Жорж.

Лодовико Сфорца в клетке! Месть в духе Людовика XII, бледного одутловатого отпрыска династии Валуа. Поскольку Сассоферрато издавна считались друзьями, клиентами и верными слугами семейства Сфорца, миланский воздух стал для них вреден — вплоть до полного поражения французов, которое, как уверял Франц Эккарт, было предопределено звездами. Итак, следовало запастись терпением.

Деодат решил пока остаться в Анжере.

Жанна была этим одновременно обрадована и встревожена. Ведь Жозеф рассчитывал на него как на своего преемника в фамильном банке. И Деодат прошел хорошую выучку, о чем свидетельствовала осмотрительная дерзость, проявленная им при предоставлении займов: ему удалось увеличить семейный капитал, несмотря на все передряги, с которыми не смогли справиться другие банкиры, опьяненные возможностью быстрого обогащения. В делах его отличала проницательность и взвешенность суждения. Так, когда Итье попросил у него денег, чтобы прикупить себе виноградники в Минервуа, он лично осмотрел эти участки, попробовал производимое там вино, поговорил с виноградарями, оценил содержимое винных складов; сочтя сделку выгодной, он приобрел на имя матери и на свое соседние виноградники, ибо здраво рассудил, что Итье естественным образом будет заботиться и о них, раз уж они принадлежат его главному кредитору. Это был не единственный пример.

Но после возвращения из путешествия в нем словно бы что-то надломилось. Он целыми днями сидел в саду и смотрел, как маленький Жозеф играет с Жоашеном, а вечерами беседовал с Францем Эккартом. Расспрашивал его об астрологии, философии, человеческой природе, удивленный и даже смущенный глубиной познаний племянника.

Однажды они в очередной раз уселись на каменную скамью, чтобы понежиться под лучами солнца. Деодат смотрел на красную лилию, которая пустила пышный побег и вновь зацвела: несомненно, мягкий анжуйский климат пришелся ей по нраву. В памяти Деодата вдруг блеснула ледяная гора — гигантский бриллиант, плывущий по прихоти течений. Вспомнил он и танец с туземцами, и у него заныли пальцы ног.

— Похоже, дела твои оставляют тебе большой досуг, — заметил Франц Эккарт.

— Ты хочешь сказать, что я ими больше не занимаюсь?

— Или вкладываешь в них меньше усердия.

Деодат вытащил из кармана дарующий удовольствие предмет, подаренный ему Окиепой, склонился над горшком с сухими листьями, которые назывались табак, и набил ими маленький горшочек, который следовало бы именовать маленькой печкой. Затем он встал, чтобы попросить у Фредерики уголек, и наконец, затянулся под любопытным взглядом Франца Эккарта. Внезапно его охватила тревога: что же ему делать, когда истощится запас листьев? Он подумал, что может не устоять перед искушением пересечь вновь Великое море, чтобы раздобыть эти драгоценные листья табака.