Секретарь обкома - Кочетов Всеволод Анисимович

— А что это за дом? — поинтересовался Баксанов.

— Сторожка нашего охотничьего хозяйства, — небрежно ответил Артамонов. — Перебирался бы, между прочим, товарищ Баксанов, к нам, в Высо-когорск. И к Москве на триста километров ближе, и вообще, у нас почет творческим работникам. Квартиру бы дали, какую только захочешь. Специально бы оборудовали. Наметили бы в строящемся доме и оборудовали по твоему личному плану. Кабинет бы, изолированный, звуконепроницаемый. Я же вас, писателей, знаю. Вам тишина нужна. Всякие радиолы и телевизоры за стенкой — для вас убийство. Неправду говорю?

— Совершеннейшую правду, Артем Герасимович. — Баксанов с ещё большим интересом смотрел на Артамонова. — Это заманчиво, чертовски заманчиво. Не все вот так, как вы, понимают нашу общую беду. У нас же учреждения, конторы какой-нибудь нет. Наше рабочее место дома. Работаем дома, надомники. Верно?

— Конечно, верно. Переезжай, всё будет. «Башню молчания» тебе соорудим. Как была у Павлова, у Ивана Петровича, в Ленинграде.

— Нет, не выйдет ничего, Артем Герасимович. Я ведь в Старгороде и родился. Поздно мне бегать. Привык. Каждый кустик в области, каждое болотце — родное оно мне, свое. Поздно.

— В обком бы тебя избрали. Депутатом сделали. Хороший вы писатель. — Он называл Бакланова то на «вы», то на «ты», вперемежку. — О деревне с большим знанием дела пишете. Вы не агроном ли часом?

— Нет, журналист.

— Тоже профессия широкого горизонта. Так вот, говорю, хороший ты писатель, наш, партийный. Для такого ничего не жалко. Но я смотрю шире. Я забочусь, чтобы у меня в области были творческие работники разных направлений. Заели было одного в Приморской области, у Ковалева. Драматург, пьесы пишет. Критикуют да критикуют: мещанские-де пьески. Взял его к себе, квартиру дал, дачу. А пьески… Чего от него хотят? Ведь заграничные-то пьесы у нас идут? Идут. А у него ничуть не хуже заграничных. Даже ещё лучше. Публика смотрит. Театр сборы делает.

— Не согласен я с вами, Артем Герасимович. — Баксанов сказал это с явным огорчением. — Заграничные, они почему такие? Там иначе не умеют. У них материал, другой, мировоззрение иное.

— Ошибаешься, товарищ Баксанов, ошибаешься. Догматизмом от твоих установок отдает.

— Если стоять на позициях ленинских взглядов на литературу как на часть общепролетарского дела, если стоять на позициях выступлений товарища Хрущева по вопросам литературы, которыми, развиваются и продолжаются ленинские позиции, — если это догматизм, то только в таком случае я догматик, Артем Герасимович.

— Горяч ты, брат! Пойдем лучше за стол. — Артамонов поднял Баксанова за локоть с дивана.

За обедом он подливал ему в рюмку коньяку. Баксанов с беспокойством думал о том, как же это он, узке достаточно утомившийся от ходьбы на лыжах, такой толстый, не слишком легкий на ноги, да ещё вот напившийся коньяку, потащится теперь в Заборовье. Выдержит ли сердце?

Артамонов осторожненько выспрашивал его о Денисове. Как тот работает, как к нему относятся. Он спросил:

— А вот так, запросто, он вас, творческих работников, принимает? Общается? На охоту, например, взял бы да и пригласил писателей. А?

— Съездить в область, в колхозы — бывает, приглашает, — ответил Баксанов без особого желания продолжать подобный разговор. — А на охоту… Он не охотник, Артем Герасимович.

— Ханжа он у вас! — резко сказал Артамонов. — Вот он кто. Выпить? — рюмочку, не больше. На охоту? — ни-ни. Откуда только у него дети взялись?

— У него один сын.

— Все равно, непонятно откуда? На цитатках замесили, что ли, в колбочке?

— Я бы не хотел, Артем Герасимович, чтобы вы так говорили о Василии Антоновиче. — Баксанов отложил вилку. — Я его уважаю. Он руководитель нового типа. Без вождизма, без позы… Он…

— А я, значит, старого, типа? — Артамонов тоже отбросил вилку. — Что-то у этого нового типа дело не очень идет. А у старого — область гремит. У старого Герои Труда растут. Старый сам кое-какие звания получает. Что вы мне с этим новым типом! Народ не уважает главноуговаривающих. Народ любит главноработающих. Он у вас носится с партийной работой, не понимая, что эти времена прошли. Ты член партии? — спросил он резко.

— Член партии, да.

— Вот видишь, — спрашивать надо! Было когда-то и без этого видно. А теперь спрашивать надо. А почему? Потому, что беспартийные выросли, даже переросли иных коммунистов. Вот как. Учитываешь?