Леденцовые туфельки - Харрис Джоанн

— Да ничего, — сказала она, развешивая свою одежду в старом шкафу. — Я кое-что захватила с собой, чтобы немного оживить эту комнату.

— А что?

— Увидишь.

И мы увидели. Пока мама готовила ужин, а мы с Розетт ходили гулять — в очередной раз любовались вертепом, — Зози трудилась над убранством своего нового жилища. Ей-богу, она на все потратила не больше часа, но когда я заглянула к ней, то, честное слово, эту комнату просто не узнала. Старые занавески с коричневыми розами исчезли, вместо них она повесила два огромных полотнища, из каких делают сари, — одно красное, другое синее. Еще одним сари (на этот раз пурпурного цвета с серебряной ниткой) она накрыла широкую кровать, а над камином повесила двойную гирлянду маленьких цветных лампочек, на каминной полке расставила в рядок все свои шикарные туфли — точно украшения.

На пол Зози постелила яркий лоскутный коврик, а к абажуру настольной лампы подвесила все свои сережки; на стене, там, где когда-то висела картина, теперь красовалась одна из ее шляп, за дверью спрятался длинный, до полу, китайский шелковый халат, а на раме старого пятнистого зеркала устроился целый выводок украшенных «драгоценными» камешками бабочек вроде тех, которые она носит в волосах.

— Вот клёво! — воскликнула я. — Мне ужасно нравится!

И еще там как-то по-особому пахло — такой сладкий, церковный запах, слегка напомнивший мне Ланскне.

— Это ладан, Нану, — пояснила Зози. — Я всегда курю ладан там, где живу.

Да, это был настоящий ладан, какой жгут в курильницах. Мы с мамой тоже когда-то часто его жгли, хотя теперь никогда этого не делаем. С ним и правда возни многовато, зато он так хорошо пахнет! И потом, как мне кажется, в том беспорядке, что вроде бы царит в комнате Зози, куда больше смысла, чем в том порядке, каким его представляют себе почти все.

Затем Зози извлекла из недр своего чемодана бутылку «Гренадина», и мы все устроили внизу маленький праздник — с шоколадным тортом и мороженым для Розетт. Когда я наконец собралась лечь спать, оказалось, что уже почти полночь; Розетт так и уснула прямо на «бобовом» пуфе.[47] Мама мыла посуду, а я стала смотреть на Зози, и мне показалось, что она со своими длинными волосами, звенящими амулетами на браслете, с горящими волшебным огнем глазами удивительно похожа на маму — какой она была в Ланскне, когда ее звали Вианн Роше.

— А как тебе понравился мой святочный домик?

Видите ли, Зози поставила этот домик у нас в витрине как бы в качестве компенсации — ведь свои леденцовые туфельки она оттуда забрала. Сперва я думала, что это будет что-то вроде вертепа, как на площади Тертр, с младенцем Иисусом, с его родителями, волхвами и друзьями. А на самом деле получилось гораздо интереснее — настоящий сказочный домик, окруженный волшебным лесом. Зози обещала, что каждый день там будет открываться одна из дверок и за ней мы увидим нечто новое. Сегодня, например, там сценка из сказки о крысолове из Гаммельна. Все действие, правда, происходит вне дома, а вместо крыс — сахарные мышки, розовые, белые, зеленые и голубые. Самого крысолова Зози смастерила из деревянного крючка от платяной вешалки; волосы у него рыжие, в руках дудочка-спичка, с помощью которой он и уводит всех мышей в речку, сделанную из шелкового лоскутка…

Из окошка выглядывает мэр города Гаммельна, тот самый, что отказался заплатить крысолову за работу. Мэр тоже сделан из крючка от вешалки; он в ночной рубахе из носового платка, на голове бумажный ночной колпак, на лице фломастером нарисованы глаза и разинутый от изумления рот.

Не знаю уж почему, но этот крысолов напоминает мне Ру с его рыжей шевелюрой и потрепанной одеждой, а жадный старый мэр чем-то похож на Тьерри, и я никак не могу отделаться от мысли о том, что эта сценка, как и вертеп на площади Тертр, имеет куда более глубокий смысл; и мне кажется, что Зози устроила этот святочный домик не просто для того, чтобы по-новому оформить витрину…

— По-моему, здорово! — ответила я.

— Я очень надеялась, что тебе понравится.

Розетт вдруг завозилась на своем пуфике, что-то пробормотала во сне и поискала рукой одеяло, но оно свалилось на пол. Зози подняла одеяло, укрыла Розетт и на мгновение склонилась над ней, чтобы погладить по голове.

И тут меня посетила одна странная мысль. Даже не мысль, а некое озарение. Скорее всего, из-за этого святочного домика. Хотя думала я вовсе не о нем, а о вертепе и о том, почему тогда в хлев, где родился Христос, явились все сразу — и животные, и волхвы, и пастухи, и ангелы, и даже та звезда заглянула туда с небес, хотя никто их как будто не приглашал. А это значит, что они наверняка были призваны туда с помощью магии…

Я чуть было не рассказала об этом Зози. Но потом опомнилась и поняла, что сперва нужно самой во всем разобраться, убедиться, что я в очередной раз не наделаю глупостей. Видите ли, я тоже кое-что припомнила. И это «кое-что» случилось давным-давно, еще в те дни, когда мы считались не такими, как все. И возможно, это «кое-что» было связано с Розетт. Бедной крошечной Розетт, которая не плакала, а мяукала, как кошка, и почти ничего не ела, а иногда и вовсе на несколько секунд или даже минут вдруг без всякой причины переставала дышать…

Младенец. Колыбель. Животные…

Ангелы и волхвы…

А что такое волхв, кстати сказать? И почему это мне кажется, что одного из них мне уже доводилось встречать?

4 декабря, вторник

Между тем с Ру нужно что-то делать. В мои планы совершенно не входят его дальнейшие встречи с Вианн, но мне необходимо, чтобы он оставался поблизости, а потому я, как и было задумано, ровно в половине шестого спустилась с Холма на улицу Святого Креста и стала ждать, когда он выйдет.

Он появился около шести. К подъезду уже прибыло такси, вызванное Тьерри, — на время ремонтных работ Тьерри поселился в весьма симпатичном отеле. Пока сам Тьерри находился в квартире, я, укрывшись в одном удобном местечке за углом, немного понаблюдала за Ру, который ждал меня под дождем, засунув руки глубоко в карманы и подняв воротник.

Надо сказать, что Тьерри всегда гордился тем, что он человек без претензий, настоящий мужчина, который не боится испачкать руки и никогда не унизит других только потому, что у них денег маловато или социальный статус более низкий. Все это, разумеется, чистейшее притворство. Тьерри — типичный сноб, причем самого худшего пошиба, просто сам он этого не понимает. Но это сильно заметно хотя бы по тому, как он держится, как вечно называет Лорана mon pote; и сейчас я прямо-таки видела, как он с небрежным видом запирает свою роскошную квартиру, неторопливо все проверив, затем включает охрану и только после этого спускается к Ру и смотрит на него с таким выражением, словно хочет сказать: «Ах да, о тебе-то я и позабыл совсем…»

— Ну и сколько я тебе должен? Сотни хватит? — спросил он.

Сто евро в день, подумала я. В общем, не так уж и щедро. Но Ру, как всегда, только плечами пожал — этот его характерный жест жутко бесит Тьерри, и он с трудом подавляет свое раздражение. Ру, напротив, совершенно спокоен, и аура его опять напоминает газовую горелку, включенную на самый минимум. Впрочем, как я заметила, глаз он на Тьерри старается не поднимать, видно, опасается, что они могут его выдать.

— Чек устроит? — спросил Тьерри.

Тонкий ход, подумала я. Разумеется, он понимает, что никакого счета в банке у Ру нет, что никаких налогов он не платит, что Ру, возможно, вовсе и не настоящее его имя…

— Или ты предпочитаешь наличными? — снова спросил Тьерри.

Ру снова пожал плечами и сказал:

— Мне все равно.

Готов пустить псу под хвост заработок за целый день, лишь бы не уступить.

Тьерри широко улыбнулся:

— Ладно, тогда лучше чек. Наличных у меня при себе маловато. Не возражаешь?

«Газовая горелка» так и вспыхнула всеми цветами радуги, но сам Ру упрямо хранил молчание.

— На какое имя мне выписать чек?

— Оставьте свободное место.

Все еще улыбаясь, Тьерри неторопливо выписал чек, протянул его Ру и весело подмигнул.

— Тогда до завтра. В то же время. Или с тебя и сегодняшнего дня достаточно?

Ру молча покачал головой.

— Хорошо. Тогда в восемь тридцать. И не опаздывай.

Тьерри сел в такси и уехал, а Ру так и остался стоять с совершенно бесполезным чеком в руках и в такой глубокой задумчивости, что не заметил даже, как я подошла к нему.

— Ру! — окликнула я его.

— Вианн? — Он обернулся, и улыбка его сразу вспыхнула, точно новогодняя елка. Впрочем, тут же погасла. — А, это ты.

— Меня зовут Зози. — Я укоризненно глянула на него и сказала с упреком: — А ты мог бы и полюбезней со мной обращаться.

— Что?

— По-моему, можно было хотя бы притвориться, что ты рад меня видеть.