V. - Пинчон Томас

Даже мальчиком Эван никогда не выспрашивал у отца подробности. Он знал, что экспедиция провалилась, и в добром, жужжащем голосе рассказчика улавливал чувство личной вины. Он не задавал никаких вопросов, просто сидел и слушал, будто предчувствуя, что однажды ему придется отречься от Вейссу и что это отречение пройдет проще, если сейчас не оформлять никаких обязательств. Так, хорошо: когда Эван год назад последний раз видел отца, тот был абсолютно спокоен, следовательно, что-то, наверное, случилось в Антарктиде. Или на обратном пути. А может, здесь, во Флоренции. Почему старик оставил записку, на которой указывалось только имя сына? Две возможности: (а) это — не записка, а, скорее, карточка с именем, и «Эван» просто первый пришедший на ум псевдоним, или (б) он хотел, чтобы Эван вошел в эту комнату. Может быть, то и другое. По возникшему вдруг предчувствию Эван схватил брюки и принялся осматривать карманы. Там он нашел три сольдо и портсигар с четырьмя самокрутками. Эван почесал живот. Ему припомнились слова: "глупо в телеграмме писать лишнее". Он вздохнул.

— Тогда все в порядке, юный Эван, — пробормотал он, — мы сыграем эту штуку до конца. На сцену выходит Годольфин — шпион-ветеран. — Он аккуратно изучил портсигар на предмет тайников, прощупав — не лежит ли чего-нибудь за подкладкой. Ничего. Затем он взялся за комнату: тыкал пальцами в матрац и тщательно искал свежие швы. Прочесывал шкаф, жег спички в темных углах, проверял — нет ли наклеек с обратной стороны сидений. Прошло минут двадцать, а он так ничего и не нашел, и роль шпиона начинала уже казаться ему неадекватной. Эван безутешно плюхнулся в кресло, взял одну из отцовских сигарет и зажег спичку. — Погоди-ка, — сказал он. — Потушив спичку, он придвинул стол поближе, вытащил из кармана перочинный ножик и осторожно разрезал каждую сигарету, сметая табак на пол. Третья попытка оказалась успешной. На сигаретной бумаге с внутренней стороны карандашом было написано: "Выследили. У Шайссфогеля в 10 вечера. Будь осторожен. Отец."

Эван посмотрел на часы. О чем, черт побери, вообще речь? И к чему такие сложности? Старик решил поиграть в игры с политикой? Или впал в детство? Оставалось по крайней мере несколько часов. Эван надеялся, что затевается нечто необычное, способное скрасить серость его изгнания, но был готов и к разочарованию. Выключив рожок, он шагнул в коридор, прикрыл за собой дверь и пошел вниз. Он начал было раздумывать — где это самое "у Шайссфогеля" может быть, — как вдруг ступенька под ним сломалась, и он с грохотом провалился вниз, неистово хватаясь руками за воздух. Он уцепился за перила, но под его весом они прогнулись, и Эван повис над лестничным пролетом на высоте седьмого этажа. Он висел и слушал, как постепенно отходят гвозди из верхнего края перил. "Я, — подумал он, — самый нескоординированный дурачок в мире." Все может случиться в любую секунду. Он осмотрелся, прикидывая — что предпринять. Его ноги не доставали до нижних перил на несколько дюймов вниз и на два ярда в сторону. Между поломанной ступенькой и его правым плечом был примерно фут. Перила, на которых он висел, угрожающе покачивались. "Что я теряю? — подумал он. — Остается надеяться, что мое время еще не вышло". Он осторожно согнул правый локоть, прижав кисть к краю лестницы, и, резко оттолкнувшись, принялся раскачиваться над зияющим проемом. В тот момент, когда раздался скрип вылезающих гвоздей, он достиг максимальной амплитуды и, отпустив перила, упал верхом на ограждение следующего пролета. Потом съехал спиной вперед и прибыл на седьмой этаж одновременно с грохотом падающих перил — далеко внизу. Эван слез, отряхнулся и сел на ступени. "Все четко, подумал он. — Браво, парень. Хорошо сработал — почти как акробат". Но минутой позже, когда его чуть не вырвало между колен, ему в голову пришла мысль — а насколько это вообще была случайность? Когда я шел вверх, лестница была в полном порядке. Эван нервно улыбнулся тому, что становится психом вроде отца. Когда он выходил на улицу, шок уже почти прошел. Он задержался на минуту, пытаясь сориентироваться.

Едва Эван успел опомниться, как к нему с двух сторон подошли двое полицейских.

— Ваши документы, — сказал один из них.

Когда до Эвана дошло, чего от него требуют, он автоматически запротестовал.

— Так нам приказали, кавальере. — Эван уловил в слове «кавальере» легкую нотку презрения. Он вытащил паспорт. Увидев его имя, они оба закивали.