ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах - Грей Аласдер

По возвращении в автобус Рут сказала:

— Это был Харри Логан с Шейлой. Они хотят подняться на Бьюкэйл и переночевать в хижине у Камерона. Я бы не прочь на сегодняшний день поменяться с Шейлой местами. Но только на день, а не на ночь. — Рассмеявшись, она спросила: — Тебе очень плохо, Дункан? Может, примешь еще таблетку?

— Уже принял.

Минут через десять Toy стало ясно, что астма пересилила таблетки, и он применил против нее другое, единственное оружие. Углубившись в себя, он начал вспоминать картинки с витрин книжных лавок и из американских комиксов: почти совсем голую блондинку, улыбавшуюся с таким видом, будто ее: тело — это шутка, которую она предлагает разделить; съежившуюся растрепанную девушку с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом; полногрудую женщину с расставленными ногами: уперев руки в бедра, она устремляла перед собой пустой эгоистичный взгляд, словно призывая к не менее эгоистичному насилию. Пенис у Toy отвердел, дышать стало легче. Он сосредоточился воображением на третьей женщине и придал ее лицу сходство с Джун Хейг. Представил встречу с ней в дикой гористой местности, через которую мчался автобус. На Джун были белые шорты и рубашка, однако вместо альпинистских ботинок — туфли на высоких каблуках, и он долго ее насиловал, подвергая различным физическим и психологическим унижениям. Желая избежать кульминационной точки мастурбации, Toy переключал мысли на другое, поражаясь силе фантазии, способной вызывать в теле подобные перемены. Если пенис увядал, астма наваливалась на грудь и тисками сдавливала горло; тогда он снова хватался за мысленный женский образ, и кровь разносила по сосудам трепетное химическое волнение, расширяя все протоки, отчего пенис вновь набухал, а дыхательные пути обретали свободу. Но за всем этим неисполненной угрозой маячило удушье.

Автобус остановился на улице с невзрачными домами поблизости от озера. Подруга матери поджидала Toy и Рут в машине. Рут села на переднее сиденье рядом с ней. Это была маленькая женщина: плотно сжав губы, она резко дергала переключатель скоростей. Toy, полный сексуальных мечтаний, молча опустился на заднее сиденье, слушая их разговор вполуха.

— Мэри по-прежнему работает в галантерее?

— Да, мисс Маклаглан.

— Жаль. Жаль, что ваш отец не может подыскать себе лучшую работу. Интересно, эти туристические организации, для которых он так старается, платят ему хоть что-то?

— Не думаю. Он работает на них только в свободное время.

— Хм. Надеюсь, вы помогаете матери по дому. Она ведь, как ты знаешь, не очень здорова.

Рут и Toy смущенно уставились в окошко. Извилистая дорога шла через освещенную косыми лучами солнца обширную заболоченную местность с попадавшимися кое-где озерцами. За изгибом горизонта показалась конусообразная вершина горы, в которой Toy с неудовольствием узнал Бен-Руа. Для поддержания сексуального возбуждения ему приходилось измышлять все более извращенные картины, и любой сигнал из внешнего мира, заставлявший вспоминать что-то из пережитого, вызывал у него раздражение своей неуместностью. С болотистой возвышенности они спустились к узкому морскому заливу, на противоположном берегу которого виднелся Кинлохруа — испещренная домиками полоска земли у подножия серо-зеленой горы. Был час отлива, и прозрачное мелководье, отражавшее голубое небо над желтым песком, сверкало изумрудами. Внезапно в уши ворвался приглушенный грохот.

— Это испытания на фабрике боеприпасов, — пояснила миссис Маклаглан. — Будем надеяться, не атомной бомбы.

— Разве после войны фабрику боеприпасов не закрыли? — спросила Рут.

— Закрыли, почти на год, а потом она перешла в ведение Военно-морского министерства. Хостел они тоже прибрали к рукам, но жаль, до сих пор не открыли. Хостел — это лучшее из того, что здесь имелось: он капельку освежил им мозги. До того в Кинлохруа была сплошная мертвечина, и сейчас тут то же самое. А знаете, Мэри Toy — единственная, с кем я здесь подружилась! Какие подруги из женщин, которые боятся вязать по воскресеньям: что-то скажет священник? Да что общего между этим носатым старикашкой Макфедроном и их вязанием? Твоему брату нехорошо, так?

Рут бросила на Toy многозначительный взгляд: мол, возьми себя в руки, а вслух произнесла:

— У него приступ одышки, но он запасся таблетками.

— Ладно, как только приедем в гостиницу — отправим его в постель.