Месть обреченного - Гладкий Виталий Дмитриевич

Бледный от злости Баранкин кровожадно смотрел вслед бандитам, освобожденным из-под стражи в зале суда.

– Нужно было грохнуть их прямо там, на хазе, и дело с концом, – сказал он с ненавистью. – Вооруженное сопротивление при аресте. Собственно, так оно и было на самом деле. И пусть потом попробовал бы кто-нибудь кинуть камень в наш огород.

– Это точно… Но, знаешь ли, мне почему-то совсем не хочется быть палачом. Даже таких подонков. Ты сейчас говоришь – нужно было грохнуть… – Да, нужно было!

– Тогда почему не нажал на спусковой крючок, когда на тебя шли с ножом? А момент был очень серьезный. Молчишь? То-то… Я пытался казаться спокойным, но внутри у меня все кипело.

– К сожалению, мы сильны задним умом, – сказал я больше себе, нежели Баранкину. – И что совсем уж плохо – страдаем от чрезмерного человеколюбия. – Да уж… – проворчал Славка. – Увы, нас так воспитали…

– Хорошо воспитали. Только жаль, что времена круто изменились. Тогда менты и преступники в основном играли в игру под названием "Сыщики и воры", а теперь мы с ними стали кровными врагами. Раньше опер был лицом неприкасаемым – за редким исключением. Это когда попадался какой-нибудь придурок, у которого происходил сдвиг по фазе. А нынче самая дешевая мелкая сявка, босота, чуть что, хватает ствол и стреляет, не раздумывая. – А все потому, что отменили смертную казнь. – Не знаю. Не уверен. Думаю, дело в другом. – В чем именно? – В смещении нравственных ориентиров. – Только не надо заумных речей!

– Ну, не хочешь слушать – не слушай. Все легче. Я ведь не нанялся читать тебе курс общеобразовательных лекций. – Нет, ты все-таки скажи!

– Если желаешь… – Я пожал плечами. – Раньше тому самому вору, сявке, хватало червонца, чтобы с корешами зайти в пивную. Потому он на большее и не претендовал. И о "мокром" деле даже боялся думать. А сейчас с десятью рублями можно сходить разве что в платный туалет. Чтобы посетить кабак, нужно как минимум сто баксов. Где и как он их отыщет? Кошельки рядовых граждан сплошь и рядом практически пусты. Вот и выходит, что ворам для более-менее сносной жизни нужно "бомбить" квартиры состоятельных граждан, угонять престижные иномарки или брать на гоп-стоп. Причем, обязательно имея ствол. Иначе можно здорово нарваться, так как многие, следую веяниям времени, вооружились. А оружие, сам знаешь, имеет подлую привычку стрелять, в основном неожиданно и часто без всяких мотивов.

– Я так понимаю, ты записался в защитники ворья разных мастей, – с сарказмом сказал Баранкин. – Это что-то новое…

– Неправильно понимаешь. Никого я не защищаю. Просто констатирую факты. Не нами заведено, что кто-то живет честным трудом, а кто-то жульничает, и не нам такое положение вещей менять. Это просто не в наших силах. Каждый зарабатывает, как умеет. Умные люди говорят, что наши способности и недостатки закреплены на генном уровне. А против природы не попрешь. Но гораздо лучше быть вором, чем убийцей… как эти. – Я кивком указал на металлическую клетку, где сидели подсудимые.

– И все равно я не могу тебя понять… – начал было Славка.

Но я решительно встал и сказал ему:

– Давай наши прения перенесем куда-нибудь в иное место и на другое время. С меня сегодня хватит заумных разговоров и речей. Все, я сваливаю. Рекомендую последовать моему примеру. Нам тут делать нечего. Все и так ясно.

– Пожалуй, ты прав…

Мы пошли к выходу, провожаемые недобрыми взглядами подсудимых.

Ничего, козлы, подумал я, еще не вечер… Я не успокоюсь, пока не упрячу вас за решетку. А повезет – еще дальше.

Туда, откуда никто не возвращался…

Небо над городом было чистое и голубое как косынка юной девственницы. Где-то ворковали голуби, возле урны на тротуаре озабоченно чирикали воробьи, подбирая хлебные крошки, из хлебного киоска доносился умопомрачительно аппетитный запах свежеиспеченного хлеба.

"… Вроде – все как всегда: то же небо – опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя…", – вспомнил я слова из песни Володи Высоцкого.

Да, Славка, свой бой мы сегодня проиграли…

"Пойду-ка напьюсь! – решил я, проследив взглядом за Баранкиным, который, понурив голову, медленно шел на автостоянку, где были припаркованы его "Жигули" – подарок тестя. – Ненавижу эту подлую ментовскую работу, ненавижу свой кабинет, это здание, и это небо тоже… И вообще – пошло оно все на хрен!"

Жорж Сандульский пополнел, раздался в заднице, но в его влажных выпуклых глазищах по-прежнему таились настороженность, подозрительность и глубоко спрятанный страх.