Иосиф Сталин. Начало - Радзинский Эдвард

Однако Ленин не слушал, он продолжал размахивать палкой, грозно мычал, тыча туда, где лежал последний поверженный им гриб. Он бунтовал, требовал возмездия! Его увезли…

Мой профессор был в ужасе. Он конечно же не смог оценить фантастический замысел вчерашнего семинариста Кобы, который осуществлялся на наших глазах.

Но я его начал понимать. В газетах описывалось, как ежедневно к умирающему в Горках Ленину приходят самые разнообразные делегации, направленные неутомимым выдумщиком Кобой.

Режиссер Коба, поставивший великое зрелище — встречу Вождя на Финляндском вокзале, представил новое зрелище — проводы Вождя на тот свет.

После героической армии Ильича посетил любимый пролетариат. Вечный персонаж тогдашних делегаций — «старый рабочий» — от имени мирового пролетариата произнес очередную клятву-эпитафию: «Я кузнец, Ильич. Но когда ты уйдешь от нас, мы клянемся выковать намеченное тобою. Мы построим новый мир!»

Профессор, читавший об этом в газетах, приставал ко мне с вопросами, говорил о бессердечности таких посещений несчастного больного. Но я не мог объяснить западному радикалу и конечно же атеисту слова Кобы: «России нужен новый Бог».

Сейчас мой друг осуществлял величественный обряд — вознесение на небеса большевистского Бога, которому присягает страна. Взамен ниспровергнутого большевиками Господа он решил подарить нам нового атеистического — Боголенина.

Я окончательно понял это, когда по стране пополз фантастический слух: Ленина решили не предавать земле, а мумифицировать. Тело выставят в специально воздвигнутом Мавзолее, и трудящиеся смогут его посещать, как прежде посещали в церквях мощи нетленных святых.

Уезжая в Берлин, я спросил Кобу:

— Как здоровье Ильича?

Коба помолчал. Потом ответил:

— Старик мучается. Селедка приходила ко мне просить яда. — Странное выражение блуждало на его лице. Он повторил: — Мучается старик… Но товарищ Сталин не даст яд своему другу Ленину. Пусть этот вопрос решает Политбюро.

Уходя, я все-таки сказал:

— Ходят невероятные слухи, будто мертвого Ильича не положат в могилу, а выставят в некоем Мавзолее на обозрение трудящихся.

Коба молчал и презрительно глядел на меня.

— Но это невозможно! — воскликнул я.

Коба произнес важно:

— Мижду нами говоря, миру пора уже привыкнуть: товарищи большевики любят творить невозможное.

В это время в кабинет вошли Зиновьев и Каменев. Благообразный Каменев — с седой бородкой, типичный университетский профессор, и Зиновьев — с всклокоченными волосами, нервный, вечно возбужденный, этакая пародия на Троцкого, только с жирным бабьим лицом. Они вошли, помолчали, выразительно глядя на меня.

— Фудзи — наш человек, — сказал Коба.

После некоторого колебания разговор начал Зиновьев. Говорили они, пропуская главные слова, но понять пропущенное было несложно.

Каменев:

— Какие известия… (из Горок)?

Коба:

— В любой момент… (может умереть). Вопрос часов или ближайших дней.

Каменев:

— У нас есть достоверное сообщение: к нему собирается вельможа… (Троцкий). Ловкий господин хочет вложить в уста… (умирающего любые угодные «последние слова»).

Коба молчал, курил трубку.

— В твоих возможностях все это предотвратить, — поторопился Зиновьев.

— Скорее в ваших, — возразил Коба. — Предложите… (на Политбюро) постановление об абсолютном покое… (Ильича). После посещения бесконечных делегаций… (Ильич) очень ослаб. И контроль за исполнением решения попросите возложить… (на товарища Сталина). Одновременно обсудим вопрос о похоронах… (Ильича).

— Я представляю, каким бенефисом будет… (смерть Ильича для Троцкого). Какие высокопарные речи нас ждут, — заметил Зиновьев.

— Нас ничего не ждет, — мрачно сказал Коба. — Как говорит русская пословица: «Утро вечера мудренее».

Был рассветный час, когда по приказу Кобы я привез в Кремль врача, лечившего Троцкого. Коба просил меня сурово молчать в дороге. Так что врач был очень напуган, когда я ввел его в кабинет.

— Как здоровье товарища Троцкого? — ласково спросил Коба. — В последнее время оно очень тревожит Политбюро. Нам кажется, что товарищ Троцкий истощен непомерной работой, не так ли?

Врач испуганно согласился и начал что-то говорить, но Коба его прервал:

— Не кажется ли вам, что следует незамедлительно рекомендовать товарищу Троцкому отдых на юге?

Врач нервно закивал.

— Завтра вы все это подробно расскажете на заседании Политбюро. Надеюсь, вам не надо объяснять, что ваш приезд сюда…

Врач снова торопливо кивнул.

— Запомните: от вашего выступления очень многое зависит…

Он не добавил: «В вашей жизни». Но отвозивший врача обратно начальник охраны Кобы, думаю, ему это объяснил.

Я был на том заседании Политбюро. Мой вопрос значился последним, и Коба поручил мне кратко стенографировать заседание.

В начале выступил Зиновьев и предложил:

— Мы должны строго-настрого запретить беспокоить визитами слабого Ильича. И в первую очередь запретить это самим себе…

Приняли единогласно. Ответственным по предложению Каменева был назначен конечно же Коба.

Следующим выступил Коба.

— Нам дорого здоровье не только товарища Ленина. Нас беспокоит здоровье и другого нашего вождя — товарища Троцкого. Особенно теперь, когда нас может покинуть Ильич. К сожалению, товарищ Троцкий варварски, не по-партийному относится к своему самочувствию. Именно об этом вынужден был сигнализировать в Политбюро его личный врач. Я предлагаю заслушать врача товарища Троцкого.

Выступил врач с подробным описанием болячек Троцкого и рекомендациями незамедлительного отдыха. Заботливым постановлением Политбюро Троцкому предлагалось срочно выехать на лечение и отдых в Сухуми. Мне показалось, Троцкий… был растроган!

После чего Коба вновь попросил слово — сообщил о многочисленных письмах «товарищей из провинции»:

— Нам пишут одно: «Не хотим расставаться с любимым Ильичем, даже если, не дай Бог, он умрет». Думаю, есть смысл указать товарищам на отсутствие Бога. — Смех. — Но тем не менее мы не имеем права не думать о возможном уходе от нас Владимира Ильича, об этих многочисленных требованиях простых людей, рядовых членов партии. Товарищи простодушно пишут в письмах: «Если что… не хороните нашего Владимира Ильича. Необходимо, чтоб Ильич физически оставался с нами. Товарищ Ленин очень любил простых людей. Как же нам, простым людям, жить без него?!» Я думаю, есть смысл попытаться удовлетворить эти народные пожелания.