Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

Глава 8

Я задремал, дважды просыпался от ночного холода, а утром вздрогнул от мощного карка над самым ухом:

— Кто рано встает, тому Бог дает!

— Кто рано встает, тот всех достает, — пробормотал я сонно, — кто рано встает… тому ночью… нечего было делать… Почему так холодно?

— Потому что утро, — радостно каркнул ворон, — свежее, морозное! Ну, почти морозное. Мой лорд, поздняя птичка глазки продирает…

— …а ранней уже клювик начистили, — отрубил я, вздрагивая от сырости. — Кто рано встает, тот рано помрет, а я хочу в долгожители, как Конан. И чтоб свое королевство с правом первой брачной ночи.

— Кто рано просыпается, тому бакс улыбается, — возразил ворон наставительно.

Я насторожился, сон как рукой сняло:

— А это откуда знаешь?

— От вас, мой лорд!

— Я такое говорил?

— В прошлый раз, — напомнил ворон. — Когда мы сбивали рога Самому Главному.

— Ах да, — сказал я, — что-то помню… но смутно. Сколько их было? И все одинаковые, как доски в заборе. Ладно, если пипл хавает, прибережем жемчуг для знатоков… Рогач еще не добрался?

— Уже внизу. Пасется у подножья.

— А волк?

— Тоже прибежал. Всю ночь мчался, теперь отсыпается. Я сказал с нежностью:

— Мои верные друзья, что бы я делал без вас? Да и поговорить не с кем. А монологи — некрасиво. Как будто старая бабка, что заговаривается. Тихо! Кто там гремит железом?

Ворон попятился, а затем, используя выступ скалы, как щит, спорхнул вниз, расправил крылья и бесшумно убрался подальше. Я отползал с большим усилием, а голоса приближались, кто-то громко чертыхнулся, оступившись на камнях, железо доспехов загремело громче. Наконец я побежал, пригибаясь, уже был на середине расстояния к пасущемуся Рогачу, когда сзади внезапно раздались голоса:

— Вот он!

— Стреляй, Пурнель, стреляй!..

Я прыгнул в сторону, останавливаться и ловить стрелы некогда, две стрелы прошли мимо, что значит, и помимо Пурнеля, есть стрелки, камни загремели, потревоженные, покатились, обгоняя меня. Рогач услышал, вскинул голову, попятился.

— Это я, — заорал я, — ворон, сколько их там?

С высоты раздался далекий крик:

— Много! Связываться не стоит…

Я набежал на Рогача, с ходу запрыгивать не рискнул, обнял за голову и торопливо поцеловал, он брезгливо фыркнул в ответ на мою горячую благодарность, волк проснулся и потягивался, глаза красные от усталости. Я взобрался в седло, сказал твердо:

— Отступаем!

Волк удивился:

— Без драки?

— А мы как Барклаи де Толли, — объяснил я. — Заманим в русскую зиму.

По склону уже сбегали люди в доспехах, с мечами, топорами, копьями, а лучники сразу же начали осыпать нас стрелами.

* * *

Этот день начинался настолько хреново, что я даже боялся думать, чем закончится. Они не отставали, преследовали, стреляли, сбрасывали камни, метали дротики, ножи и даже топоры, наконец я, совершенно измученный, заорал из укрытия:

— Вы что там, офонарели?

С той стороны донеслось:

— А чем вы, сэр, недовольны?

— Так же и убить можно! — прокричал я с яростью. — Идиоты!

Из-за камней раздался дружный издевательский хохот. Потом голос, в котором еще не отгремело веселье:

— А вы чего, благородный лорд, ждали?

Я искренне, в самом деле искренне, изумился:

— Как чего? Вам же дан приказ взять меня живым! Непременно живым!

Голос поинтересовался издевательски:

— И почему же такой странный приказ?

— Как почему? — переспросил я. — Ты там дурак совсем?.. Чтобы привезти меня в цепях… тяжелых цепях, что будут звякать и волочиться по каменному полу. Я войду со скованными руками в зал к вашему Властелину Тьмы, а он разразится сатанинским хохотом, от которого у всех у вас похолодеет кровь, но только я не дрогну и буду смотреть ему в лицо смело и бесстрашно! А потом он велит бросить меня в темницу…

На той стороне воцарилось долгое молчание, я затаил дыхание, но тут же раздался сатанинский хохот из десятка глоток. Я похолодел, отчаяние заставило сердце стучать мелко и дробно, как у полевой мыши. Что-то пошло неправильно, где-то сбой, ну не может же этот Черный Властелин вести себя так… неожиданно, это же кем мне надо тогда быть, чтобы вывернуться, а я, честно говоря, всю жизнь как-то вполсилы, это если говорить вежливо, а на самом деле… нет, лучше промолчать, иногда и в зеркало смотреть не хочется, я ведь придерживался старой истины, что настоящие мужчины на дороге не валяются, а сидят дома перед жвачником, силы копят для подвигов, но вот теперь я на дороге…

— И что же вам велели? — крикнул я.

Из-за камней ответили с жутким смехом:

— Догнать и уничтожить!..

— Не может быть, — вырвалось у меня.

— Может! — ответили с победным ревом. — А уничтожив, расчленить и во избежание воскрешения, такие случаи бывали, хоть и в древности, сжечь. Пепел — развеять!

Что за гад, подумал я в отчаянии. Откуда такой взялся? Почему нарушает Правила? Ведь мы могли бы красиво и слаженно исполнить захватывающий дуэт, умело подыгрывая друг другу, как нормальные борцы-реслингисты или боксеры-профессионалы, у которых на десять схваток вперед расписано, кто победит и на какой минуте, даже каким приемом, об этом договариваются заранее менеджеры и нанятые имиджмейкеры, зрелище должно быть красивым и привлекать народ… Главное — зрелищность, в угоду зрелищное™ приносится все, даже смысл, историческая точность, идеология, мораль, верность любимой, а главный герой, даже получив кувалдой в зубы, продолжает улыбаться красиво и ослепительно.

Я похолодел от внезапной мысли: а что, если в угоду зрелищности решили пожертвовать даже главным героем? Нет, такого быть не может, простой народ не терпит трагедий, ему нужен обязательный хеппи-энд, чтобы все хорошо, благополучно, свадьба, выигрыш главного приза и поездка на Канары…

Череп начал быстро разогреваться, мысли бьются в черепной коробке с такой силой, что температура крови поднимается до кипения. Похоже, в духе времени Правила изменили, сейчас уже я не Белый герой, а Черный… нет, не так, я все еще белый, все еще на стороне Добра и Света, но объявлено, что истина в победе Тьмы над зажравшимися силами Добра, над осточертевшей Правильностью и Праведностью, над моралью и правилами поведения: даешь дорогу оркам, зергам, террористам, расписанным матерными словами стенам, засранным лифтам, выбитым стеклам в троллейбусах, узаконим мат в чатах, на форумах, в разговорах, станем демократами с головы до ног, что значит — освободим человечество от остатков всякой морали, высвободим инстинкты, пусть они правят миром!

Челюсти мои сжались до хруста в висках. Я сам вообще-то, если честно, такое же говно, и хотя стены матюгами не расписываю, но не люблю правил, даже правил этикета, достали меня все эти учителя, воспитатели, тренеры, духовные вожди. Я хочу быть таким, каков я есть, и еще хочу, чтобы все воспринимали меня таким, какой я есть… и даже принимали меня таким, какой я есть. Это и есть свобода… По крайней мере, я так считаю…