Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

— Эй-эй! — крикнул я торопливо. — Мы не враги!.. Мы просто едем мимо.

Дракон открыл оба глаза, сперва смотрели, как у хамелеона, в разные стороны, наконец поймали меня в фокус. Я сразу ощутил себя на перекрестье оптического прицела. Волк вздыбил шерсть, белые клыки страшно заблестели на солнце, а ворон взметнулся в воздух и пошел красивыми кругами, в предвкушении драки потирая крылья.

— Р-р-р-р, — ответил дракон и выдохнул клуб черного дыма.

— Это значит, — крикнул я, — мир и дружба?

— Р-р-р-р, — сказал дракон громче, из пасти вырвался синий дым, воздух стал жарче.

— Я за равенство, — крикнул я еще громче, — даже юсовцы и то — люди, так почему ж не быть ими пресмыкающимся?

— Р-р-р-р! — прозвучало грозно, синий дым пошел уже из ноздрей, а между зубов пробились языки красного пламени. Ворон пролетел над моей головой и каркнул шепотом:

— Мой лорд, драконы — не пресму… не пресмны…

— Тем более, — сказал я с воодушевлением, — если ты не пресмыкающийся, а рептилия.

Ворон пролетел над головой и каркнул в ухо:

— Драконы… не рептилии…

— Или вообще ящерица, — поправился я находчиво.

Дракон взревел, приподнялся на всех четырех. Из раскрытой пасти вырвалась оранжевая струя огня, подожгла чахлую траву, докрасна накалила камни. Ворон прокричал рассерженно:

— Ты его еще желтым земляным червяком назови!

— Ты желтый земляной… — начал я автоматически, но сообразил, что это подстава, а расплачиваться мне, а не подстрекателю, торопливо развернул Рогача. Тот прыгнул, не дожидаясь команды, словно дракон уже дал пинка. В лицо свирепо задул ветер, простучала быстрая дробь, я оглянулся на быстро удаляющуюся скалу. Дракон, сделав пару прыжков за нами, вернулся к скале сторожить добычу.

— Свинья ты, — сказал я ворону, — даже не свинья, а настоящий свинец!..

— Надо критически относиться к услышанному, — огрызнулся ворон. — Что за народ, сразу вот так на веру? А своя голова на что?

— Для прически от Баскова, — сказал я зло. — И для кепи. Мы привыкли доверять мнениям экспертов, понял?.. Своей головой некогда! Кто думает своей, тот всегда опаздывает. Кто не думает, успевает раньше.

Волк на бегу прокричал:

— Куда успевает?

— Везде, — ответил я. — Куда ведут, туда и поспевает!

— А если там пропасть?

— Для демократа важно, чтобы пропадать не одному.

* * *

Деревья расступились очень почтительно, даже на цыпочках, я присвистнул пораженно. Простор, окруженный лесом, небольшой зеленый холм, а на нем сверкающий, как высеченный из чистейшего льда, высокий замок, именно высокий, устремленный ажурными башенками, главным зданием и даже стенами ввысь, к небу. Да что там стены: мостики и арки изо всех сил вздыбливали горбатые спинки, чтобы стать повыше, словно на небосводе прикреплен гигантский магнит.

Крыши замка острые, тоже стремящиеся ввысь, длинные воздушные мостики между башнями и между головным зданием и башнями выглядели сотканными из морской пены. Когда замок приблизился, ажурные мостики показались мне составленными из сосулек, нет, даже из морозного узора на стекле, разум отказывался верить, что способны выдержать тяжесть человеческого тела.

Никаких рвов и подъемных мостов, хотя, правда, ворота заперты, но только я о ней подумал, как решетка ворот неслышно поползла вверх, выехали трое на поджарых стройных конях. Мы наблюдали молча, как они резво спустились с холма, зеленая коротко подстриженная травка прекрасно терпит копыта, никаких безобразных ям.

Все трое остановились у нас на дороге. Впереди высокий рослый эльф с длинными белыми волосами до плеч, я его сразу узнал по длинным заостренным кверху ушам, лицо снежно-белое, высокомерное, приподнятые скулы и выступающий подбородок Гогенцоллернов, рядом еще более крупный эльф с круглым лицом, черный, как сажа, нос картошкой, широкие монгольские скулы и толстые выпяченные губы, что значит, эльф-негр или эльф афроамериканского происхождения. Третий, как я уже и сам догадался, эльф с бронзовой кожей, то есть мексиканского происхождения, теперь их тоже для политкорректности надо в паре, то есть впаривать. Хошь не хошь, а надо, Федя.

— Привет, — сказал я как можно приветливее. — Мир, дружба, лучше трахаться, чем воевать!.. Демократия и общечеловечность на марше. Кто из вас гомосек?

Эльф с белыми волосами взглянул на меня внимательно и оценивающе:

— Почему это вас интересует?

— Расслабьтесь, ребята, — посоветовал я. — Я из мира, где полная демократия, что значит, трахаются, не обращая на пол, возраст или биологический вид. Даже рыб имеют!

Эльф с бронзовой кожей посмотрел брезгливо, явно из деревни приехал на заработки, получил вид на жительство и сразу же в конную полицию. Но, судя по морде, демократией еще не испорченный, и хотя против гомосеков не вякнет, но сам прибьет всякого, кто начнет щупать его за задницу.

— Ты кто? — спросил он.

Я ответил нагло:

— Ты из России, что ли? Сперва надо называться самому.

Он скрипнул зубами, но я прав, этому его учили, а он по-деревенскости все забывает, сказал злым голосом:

— Фернандо Родригес Диего Гарсия Мунделла Хуан Педро Гонсалес Хуанянтес Межелайтис де Борхес Квадро Жуан Гаметос Хименес… если вас устраивает сокращенный вариант моего имени.

Я сказал поспешно:

— Устраивает, еще как устраивает! Спасибо, что не назвались расширенным. Я — император Гакорд, властелин Вселенной, искатель приключений. Здесь я, разумеется, инкогнито. Вас послали пригласить нас… Мы с боевыми друзьями, волком и вороном, на обед?

Светловолосый переглянулся с эльфом негритянского происхождения, ответил после паузы за эльфа мексиканского или пуэрто-риканского происхождения:

— Да, у нас за последнее время мало было новостей.

Я кивнул:

— А нам, наоборот, некому было похвастаться. Только пошли кого-нить вперед баньку истопить, стол накрыть. Чтоб уже было, когда прибудем.

Они поморщились, но Фернандо Гомес и все такое пришпорил коня и пустил его галопом на холм. Мы же поехали шагом, светловолосый что-то спрашивал, я засмотрелся на сказочный замок, переспросил:

— Че?

— Меня зовут Джон Норманн, — повторил светловолосый, — а это мой напарник Мухаммед Хоттаб. Мы охраняем ворота. Так что теперь придется оставить там меч. Не беспокойся, ничто не пропадет.

— Да кто вас знает, — проворчал я. — У вас же рыночная экономика? А Маркс говорит, что нет такого преступления, на которое не пойдет рыночник, если светит прибыль… Эй, волк, ты слышал? А тебе придется оставить зубы.

Ворон испуганно вскрикнул:

— А мне?

— Клюв, — заявил я безапелляционно.