Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

— Вина, — произнес он сипло. — И еще… вина…

Генрих первый поднес ему наполненную чашу, ворон благосклонно испил из рук барона, а я осторожно снял клочок пергамента. На этот раз он оказался привязан черной ниткой. Генрих схватил дрожащими руками, я едва успел перехватить на лету чашу, быстро прочел, вскрикнул и упал бездыханный.

Королева с плачем бросилась на его тело, я поставил чашу на землю, ворон тут же слетел к ней довольно бодро, а я подобрал записку. Слова расплывались в красном свете прыгающего пламени, но смысл я уловил сразу: я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана и буду век ему верна. Хорошие слова, исполненные достоинства, и в то же время как бы несут в себе легкий упрек: что же ты хлебалом щелкал, я же ходила девственная и поспевшая, мог бы первым запустить в меня свое семя, я бы вынашивала твоих детей, но ты все откладывал, воевал, а нашелся мужчина, что предпочел взять сперва меня, а потом — войну, мне это даже льстит, так что смирись, я уже не твоя…

Когда Генрих начал приходить в себя, я сразу же заявил:

— Сегодня нас догонит ваша отборная сотня. Через недельку подтянется войско. Уверен, сумеем заставить тролля выдать нам вашу невесту!

— И мою сестру, — добавила королева.

— И вашу сестру, Ваше Величество.

Генрих, бледный и осунувшийся, спросил тупо:

— Но… как? Как я могу нарушить святость брака? Они успели, успели обвенчаться!..

— Да, — ответил я легко, — но что повенчано, то можно и развенчать, это раз плюнуть.

Они отшатнулись от меня, как от прокаженного. Глаза королевы расширились, смотрит с отвращением, а Генрих попросту не понял, переспросил:

— Но как же… Они же успели…

— Да кто теперь смотрит на печать ЗАГСа? — спросил и жизнерадостно. — Или изволите беспокоиться о деликатной стороне вопроса дефлорации?.. Так еще крепче вас любить будет после этого грязного, вонючего и грубого тролля!.. Увидит разницу.

Они молчали и смотрели на меня как на говорящую обезьяну. Грязную, вонючую, грубую, отвратительную обезьяну. Королева покачала головой, Генрих все еще не врубился.

— Сдаюсь, — сказал я. — Вы подумайте сами, а я пока схожу проверю насчет оленя.

Волк буркнул:

— А надо ли?

У его ног лежали с десяток толстых жирных зайцев. Томясь от безделья, переловил, похоже, на несколько миль вокруг все живое.

— Надо, — ответил я. Оглянулся на королеву и Генриха. — Ты тут побудь с ними.

И трусливо смылся за деревья, где бродил долго, давая обоим прийти в себя и осознать, что вообще-то пустячок все эти венчания и даже постельные сцены. И она дура, написала такое. Прикалывается, а он же шуток не понимает, всерьез принял! Я когда читал или смотрел в кино, как удалой гусар ворует дочь помещика, увозит в ближайшую церковь и там венчается, то папаша тут же опускает руки и вынужденно признает их брак. Да я бы на его месте тут же велел слугам выпороть гусара, пусть не думает, что церковный ритуал дает ему депутатский статус неприкосновенности, а дочь выпорол бы собственноручно. И никакого признания этого церковного брака, мало ли что пьяный попик там набормотал, он мне не указ.

Олени попадались трижды, на четвертый раз я выпустил стрелу, попал, пора, уже начинает темнеть, поднял на плечи и поскорее пошел обратно. Но чем ближе к костру, где волк и ворон остались с растерянными и непонимающими сестрой и женихом, тем больше становлюсь таким же. Что-то уж очень идет не так, совершенно не так. В любом случае Властелин Тьмы должен был объявить грандиозную свадьбу, на которую созвал бы королей окрестных земель, самых знатных баронов и герцогов. Те прибудут с личной охраной и придворной знатью, словом, не только дворец злодея, но и весь город был бы полон приезжими, среди которых так легко затеряться. К тому же в таких случаях приглашают сотни музыкантов, фокусников, жонглеров, мимов, клоунов, скоморохов — еще одна возможность проникнуть в крепость, а потом и во дворец незамеченными…

Еще издали услышал яростные проклятия сэра Генриха, журчащий голос королевы, я не вслушивался, в голову нахлынули еще более страшные мысли. Дело не только в самой свадьбе, что по всем канонам должна была состояться только через два-три месяца. Самое главное, что на такой же срок откладывалось и завоевание всего мира, исполнение Пророчества, Исход Зверя, столкновение кометы с Землей, открытие Врат Ада, президентские выборы!

Я вышел на поляну, олень с плеч рухнул на землю, я сказал резко:

— Боюсь, что нам не удастся им полакомиться!

Генрих умолк, повернулся ко мне:

— Почему?

— Надо спешно седлать коней, — сказал я твердо. — У нас не осталось времени. Хрен с ним, чертовым троллем, теперь наша забота — Черный Хозяин! Он вот-вот выступит на захват всего мира! Если уже не выступил. Наш долг — остановить…

Генрих покачал головой, королева вскрикнула испуганно:

— Наступает ночь!

— И восходит луна, — огрызнулся я. — Вам ничего не подсказывает, что она… почти полная?

Она посмотрела на луну, на меня, снова на луну, а когда повернулась ко мне, в глазах блеснуло понимание.

— Скоро полнолуние… это время оборотней. Также и вампиров. Вы хотите сказать… что вы оборотень? Или намекаете, что… вампир? Сэр Генрих, доставайте поскорее серебряный кинжал! А я возьму осиновый кол.

Я сказал зло:

— Полнолуние — это значит, будем двигаться и ночью!.. Света достаточно. А торопиться надо. Я просто уверен, что этот гад уже выступает со всем войском.

Королева открыла ротик, глаза огромные, темные, в них отражаются звезды. Лицо застыло, в испуге оглянулась на Генриха, тоже вспомнила, что завоевания мира и Вселенной всегда откладываются до свадебной церемонии с плененной принцессой, но если такое непонятное случилось с ее сестрой, в смысле — немедленная свадьба в узком кругу, то Темного Владыку ничего не держит, выступит без промедления, а мы можем и не успеть спасти мир.

Генрих смотрел на меня мрачно, лицо осунулось еще сильнее, плечи повисли, он походил на снеговика, постоявшего ночь под теплым дождем.

— Я не поеду, — выговорил он мертвым голосом.

Королева ахнула, но смолчала, я изумился:

— Но ведь там ваша невеста!

— Уже не невеста, — сообщил он. — Теперь жена барона троллей.

— Ну и что?

Он взглянул на меня, поморщился, кивнул на меня королеве:

— Объясните нашему другу-варвару. А я пойду в самом деле седлать коня. Но только я поеду обратно. Для меня поход окончен.

Я закрыл рот, волк посмотрел на Генриха, на меня, поспешно опустил голову и прикинулся спящим. Ворон уже похрапывает, навалившись на сук брюхом. Королева не сводила с Генриха вопрошающего взгляда, голос ее дрогнул, наконец произнесла очень тихо, все еще колеблющимся голосом: