Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я - Фрай Макс

Пожалуй, достаточно. В остальном список безупречен.

Поэтому теперь мы разговариваем.

В этом сне я на удивление хорошо соображаю. Или просто знаю больше, чем наяву. Мне сейчас ничего разъяснять не нужно, и так все понимаю. Ну, почти все.

– Тебя теперь только в этом доме можно найти? И только во сне? Наяву, в Москве, тебя не будет?

– Да уж, наяву, в Москве, не будет, пожалуй, – шепчет она. – Но не только в этом доме: есть немало других мест, где я люблю назначать свидания. Дом этот, как ты, наверное, уже догадываешься, не человечье жилье, но и не убежище каких-нибудь ссыльных богов. Просто – дверь. Возможность уйти, возможность вернуться, возможность потерять себя и встретить кого-то иного. Вообще – возможность. Хорошее место.

– Перекресток судеб, – вспоминаю не то собственную, не то чужую чью-то, но точную формулировку. – Судьбокресток на пустыре между Мирами.

– Правильно. И таких мест – великое множество.

– А лоцию, небось, никто нарисовать не удосужился? – смеюсь.

– Почему же, – серьезно возражает она. – Были попытки. Ни одна из них, впрочем, успехом не увенчалась. Тайна-то из числа тех, что любой посвященный за счастье почтет разгласить: единожды попробовав на вкус неизвестность, понимаешь, что этот напиток надо бы разделить поровну между всеми жаждущими, но несведущими. Да только карта у каждого своя. По чужим маршрутам можно после воскресного обеда прогуливаться, со всем семейством: ни один завалящий демон из-за угла не выскочит, как ни зови его…

– И что, часто зовут? – спрашиваю.

– Ты не поверишь, как часто. И ведь солидные, благополучные люди, никому и в голову не придет их в метафизической тоске какой-нибудь заподозрить… Но почти всякое человеческое сердце хоть однажды, да заходилось истошным воем по несбывшемуся. Так-то! Очень важно, чтобы ты об этом не забывал…

К центру ведет путь, т. е. то, что связывает самую отдаленную периферию, во-первых, и все объекты, заполняющие пространство, во-вторых, с высшей сакральной ценностью.

– …Слышишь? Повторяю: важно. Чтобы. Ты – именно ты! Не. Забывал.

– Именно я?

– Ага. Такое вот специальное полезное знание для отдельно взятого тебя. Этот дом… точнее сказать, эта возможность, – существует по милости Ключника. Он называет себя именем Франк и, кажется, привязан к этой последовательности фонем… Наш Франк, понятно, не единственный. Ключников не сказать, чтобы много, но несколько сотен по миру сейчас бродит. Предполагается, что ты – такой же, как он. Потенциально. То есть, может быть, когда-нибудь, а может быть, никогда, бла-бла-бла… – тут сам Франк непременно добавил бы, что гарантий в таком деле не бывает. Но все же. Ты – такой же.

– И?..

– Не знаю. Это тебе Франк когда-нибудь расскажет, что происходит с такими, как вы, после союза «и», я не специалист… Но я знаю другое. Ключники затем лишь нужны, чтобы открывать двери для людей… Чтобы давать нам возможность. Чтобы у каждого, кто в отчаянии призывает своего демона, был шанс докричаться до этой твари и посмотреть, что будет…

– Благородная профессия, – смеюсь тихонько.

Вопросов у меня по-прежнему нет, вот что удивительно. Казалось бы, такую невнятицу несет прекрасное мое наваждение, – но нет. Мне все понятно. Даже чудится, будто я знаю куда больше, чем она мне поведала. А что не могу пока это знание расшифровать, перевести на понятный мне самому язык – так то пустяки, дело наживное. Расшифруется, небось, когда время придет…

– Это на самом деле была не столько лекция, сколько нотация, – признается она. – Ты всегда был очень высокомерным, Макс. Считал, что это лишь перед тобой в темноте, под опущенными веками, бездны разверзаются. А прочие – так, свинствуют помаленьку… Они-то, возможно, и свинствуют, но не твоего ума дело выставлять им оценки. Высокомерие – роскошь, которую Ключник не может себе позволить. Вы и правда могущественные существа, избранники. И бездны ваши поглубже наших будут, все это так. Но вы – обслуга… Не хмурься, слово, конечно, дурацкое, зато – производная от «служить». Жизнь Ключника – бесконечное служение. После того как вы открываете дверь, мы уходим так далеко, что вам и не снилось… А вы, избранники судьбы, остаетесь на границе. Так уж все устроено. Поэтому завязывай со своим высокомерием, ладно?

– Ладно, – соглашаюсь легко. – Но почему ты говоришь: «вы», «мы»? Разве мы с тобой – не одно и то же?

– Нет, что ты. Природа у нас разная. Я – одна из человеческих детенышей, которым повезло встретить своего Ключника. Ты сам привел меня сюда, к Франку, помнишь?

– Помню. Смутно, но помню.

– Хорошо. В тот день я нашла свою возможность, а ты – своего учителя. Мне фантастически повезло. Тебе… – уж не знаю!

– И теперь ты – своего рода связной между нами обоими? Моя Лестница в небо?

– Угадал. – В награду за сообразительность меня снова заключают в объятия.

Мне бы не слушать, мне бы растаять, мне бы умереть от счастья и ужаса, но я все же слушаю.

– Ко всему, я еще и заложница. Пока я тут, Франк может быть уверен, что и ты от него никуда не денешься. Вернешься. Рано или поздно, так или иначе, ты или другой…

По Пифагору, Психея питается кровью; кровь – «седалище души».

– Подожди, ты говоришь «другой»?!

Я почти кричу, потому что наихудшие из моих предположений всплывают на поверхность, мутят хрустальные воды дивного сна, превращают его в кошмар.

– Но я и есть «другой», – добавляю шепотом, словно бы в надежде, что, убавив громкость, превращу чудовищную догадку в некое подобие глупой шутки.

– И не подумаю ждать. Успокойся. «Другой» он, видите ли… Ты – это ты. Твоя кровь отравлена памятью обо мне. Меня это вполне устраивает – чего ж тебе еще?

Обские угры считали, что у человека несколько душ: одна из них <…> «уходящая по реке душа» <…> другая – «сонная» душа (приходящая к человеку только во сне) предстает в виде «птицы сна»…

Просыпаюсь от воя сигнализации. Воет моя собственная «Нива». Не понимает, дура, своего счастья. Не ведает, что я – не снаружи, а внутри. Хорош, конечно, ничего не скажешь. Заперся в машине, зачем-то поставил ее на сигнализацию, спрятал ключи в самый дальний, заповедный карман и завалился спать. Словно бы заранее все просчитал и решил подарить себе, любимому, генеральную репетицию пробуждения накануне Страшного Суда.

Ключи я все же нашел. С пятой примерно попытки. Заткнул крикучую тварь. Несколько секунд наслаждался тишиной. Потом огляделся.

Автомобиль мой был припаркован у обочины длинной узкой свалки, которая в былые годы, вероятно, считалась переулком. Или даже улицей – кто ее разберет! Но дни культурного расцвета этого места давно миновали. Теперь здесь обретались гнилые доски, ржавая арматура, пустые пластиковые ящики и примерно полтора миллиона банок от пиво-колы – а как еще сей легкий прохладительный жанр обозначить? Из-под постиндустриального ужаса кое-как пробивалась живучая сивая трава. Вдалеке топорщились бетонные заводские заборы. По небу метались облака, мятые, как больничные простыни. Ущербная луна заливала этот трэш жидким молочным сиропом. Создавалось впечатление, что небесное тело действует продумано и профессионально, как опытный осветитель, привыкший работать на малобюджетных ужастиках: если бы не бледные его лучи, пейзаж получился бы уродский, но квелый и невнятный. А так – настоящая, добротная жуть. Уважаю.