Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я - Фрай Макс

Маша тянет меня за руку. Хочет улизнуть от греха подальше. Я спешно сую под пепельницу деньги и следую за нею. Ковер сердито елозит под нашими ногами, словно возмущаясь, что мы его топчем. Мимо моего уха со свистом пролетает свернутая в трубочку лепешка, орошая окрестности курятиной и бобами. Колечко лука приземлилось мне на плечо. Этим, однако, неприятности и ограничились, даже от потоков томатного соуса судьба меня уберегла.

Мы вышли на улицу.

– Как ты думаешь, теперь там все успокоится? – нерешительно спрашиваю я.

– Наверное, – вздыхает Маша. – Ох, надо бы нам поосторожнее! Никогда прежде я ничего такого, кажется, не… Ну да оно и понятно. Мы же с тобой впервые наяву встретились – с тех пор, как ты повел меня в гости к Франку. И вот вам результат…

– …Нету поросят! – подхватываю. – Ты только не наказывай нас за плохое поведение, не исчезай прямо сейчас, ладно? Мы ведь нечаянно, сама знаешь. Не со зла, даже не сдуру, а просто по причине отсутствия практического опыта обращения друг с другом в условиях неупраздненной реальности.

Брат женился на собаке, а сестру унес медведь.

– Еще чего – исчезать! – Маша хмурится, по-детски морщит нос, прячет в уголках губ кокетливую улыбку. – В самый-то интересный момент? Нет уж… Но, знаешь, ты напрасно думаешь, будто от меня хоть что-то зависит. Стала бы я от тебя прятаться, как же!

– Надеюсь, тебя не держат в темнице?

Стараюсь дурачиться, хоть и пугает меня изрядно эта тема. И хотелось бы разобраться в непростых наших отношениях, привести график свиданий хоть в какое-то соответствие с собственными ожиданиями, да боюсь услышать нечто такое, с чем мне будет тяжко и страшно остаться в одиночестве. А ведь рано или поздно я, пожалуй, опять останусь один, как ни крути!

– Странная идея – держать меня в темнице. Кому, интересно, это могло бы понадобиться? Все наоборот: однажды я вырвалась на волю, и с тех пор своей воли у меня больше нет. Я ничего не решаю. Хотелось бы, конечно, махнуть рукой, сказать тебе: давай отложим на какое-то время все эти дурацкие, хлопотные чудеса, возьмем отпуск, проживем несколько месяцев неспешно, со вкусом. К морю съездим, что ли…

Маша мечтательно вздыхает. Я уже почти готов поверить в чудесную перемену нашей общей участи. А вдруг действительно?..

– Ну так за чем дело стало? Скажи. А я послушаюсь. Одно удовольствие тебя слушаться.

– Что бы я ни сказала, это дела не изменит. Когда для тебя наступит утро нового дня, меня, скорее всего, не будет рядом. Я не планирую убежать, но предчувствую, что именно так и случится. Я же говорю тебе: своей воли у меня нет. И ничьей воли нет для меня. Я просто случаюсь, происхожу, проистекаю, бываю… Но не всегда, а время от времени, от случая к случаю. Не понимаешь?

– Мягко говоря, не очень.

– И не поймешь, пока не попробуешь. Но ты непременно попробуешь. Да ты уже начал пробовать. По ма-а-ахонькой такой капельке… Оно и правильно: новую судьбу следует вводить в организм гомеопатическими дозами.

– А мои дозы именно «гомеопатические»? – ухмыляюсь. – Страшно даже представить, как выглядит большой глоток…

– Да уж, представить – страшно. А проглотить – сладко. Даже захлебнуться – дивная, прекрасная мука. В свое время я-то как раз чуть не захлебнулась. Но за мной, к счастью, присматривали.

– Франк?

– Ну, положим, твоего приятеля Франка хлебом не корми, только дай слепых котят в Мировой океан пошвырять… Но на нем свет клином не сошелся, в этом доме на перекрестке миров вечно ошивается всякий славный народ. Турбаза у них там или что-то в таком духе… Да ты ведь и сам успел познакомиться с тамошними завсегдатаями?

– Ага. Дивная компания. Интеллигентный спецназовец, безумная старушка, блондинка с баяном, босяк в пальто и девочка с плеером. Впрочем, сначала я подумал, что она – мальчик…

– Ангелика, – кивает Маша. – Прочих не узнаю. Наверное, они дурачились. Или ты сам как-то иначе их видел… Впрочем, в этом доме все зыбко и переменчиво, и только Ангелика – почти константа. Она со мною поначалу нянчилась. Не очень долго, но мне вполне хватило.

– Это хорошо, – киваю. – Славно, что она с тобой нянчилась. Тебя надо любить и беречь. Пусть хоть кто-то этим занимается, если уж меня, дурака, никогда нет под рукой…

– Здесь могла бы быть ваша реклама! – хохочет Маша.

– Что?

– Ну, ты сказал это таким тоном… – виновато досмеивается она. – Словно бы моя жизнь – журнальная полоса, а место, отведенное для твоего присутствия, зияет пустотой, как непроплаченное рекламное пространство… В каком-то смысле так оно и есть. Это довольно большое место. Одна четвертая полосы, скажем…

– Ну, хорошо хоть не одна тридцать вторая!

– Одна тридцать вторая моей жизни – это тоже немало, поверь. Тем не менее для тебя выделена целая четверть. Надеюсь, когда-нибудь ты ее все-таки заполнишь.

– Это очень серьезное предложение, – говорю, привлекая ее к себе. – Голова кругом от таких перспектив.

…рождается в покоях, объятых пламенем.

Все чудесным образом переменилось. Прежде я просыпался и обнаруживал, что Маши больше нет рядом; теперь же бодрствовал подле нее до рассвета, а когда наконец заснул, остался один. В какой-нибудь из жизней я всегда буду один, очевидно. Так почему-то надо.

Утреннее солнце растопило мне веки, опалило ресницы, огненными пятнами и полосами исчертило сладкую, дремотную тьму. Поэтому, наверное, мне снилось, что я – не то полено в огромном костре, не то саламандра, пляшущая на раскаленных угольях, не то колдун, приговоренный к сожжению, и лишь за чертой неизбежного, по ту сторону ужаса и боли, вдруг осознавший свою истинную, огненную природу. Я жил в пламени или сам был огнем; словом, учился иному способу бытия, хотя даже тогда, в самом дальнем тупике лабиринта сновидений, не представлял, в каких обстоятельствах может понадобиться это странное умение.

Когда я проснулся, полуденный жар показался мне прохладой. Маши нигде не было. Оно, возможно, и к лучшему: огонь все еще бушевал под кожей, и я всерьез опасался, что мое прикосновение может оставить ожог. Иначе почему так потемнел и даже, кажется, оплавился ворс коврового покрытия, на которое я как-то умудрился скатиться с постели? Огромное, отчетливо пахнущее паленым пятно почти в точности воспроизводило форму человеческого тела. Ну, дела…

Я отправился в ванную. Там с восхищением обнаружил, что ледяные струи воды, соприкасаясь с моей кожей, начинают клубиться паром. Лишь час спустя мне удалось почувствовать их холод; еще через несколько минут я наконец задрожал от внезапного озноба. Понял, что исцелился. Закутался в махровое полотенце и побрел на балкон: обсыхать.