Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я - Фрай Макс

144. Эв Бекчиси

…обитают <…> в заброшенных строениях.

В гостиной почти совсем темно и, конечно, пусто. Воздух спертый, как в любом нежилом наглухо запертом помещении. Что ж, сейчас и проветрим…

Отворяю тяжкие ставни, распахиваю окно. В награду за труды обретаю дивную панораму: густые сады, роскошные приземистые виллы, блестящая широкая лента реки, монументальные мосты…

Господи, как же там, наверное, здорово! – думаю, невольно впиваясь пальцами в подоконник. – Но только… Это ведь, кажется, совсем другой город? Но я видел уже это заоконье. Вот только где, когда? Во сне ли, наяву ли? Дурацкий, впрочем, вопрос – по крайней мере, в моих устах.

– Стаси, иди сюда, – зову. – Погляди-ка и скажи мне: это обычный вид из нашего окна?

– Впервые вижу, – признается она, прильнув к подоконнику. – Этот город… он меняется, да? Прямо сейчас, у нас на глазах?

– Не знаю. Думаю, не так все просто… Но мы можем проверить. Надеюсь, есть и другие комнаты, окна которых выходят на эту сторону? Ведь есть?

– Тебя слишком долго не было дома. – Юстасия печально качает головой. – Даже этого не помнишь. Конечно, есть другие комнаты и другие окна. Еще и веранда имеется. Сейчас сбегаю, посмотрю.

Несколько минут спустя она возвращается, растерянная и раскрасневшаяся.

– Из других окон вид прежний, по крайней мере, пока. Что бы это значило?

– Кроме этого, надо полагать, существуют и другие выдуманные города, – отвечаю. – А значит, должны быть и какие-то границы между ними. Не пыльные пригороды да автомобильные разъезды, а особые, застывшие мгновения, когда заканчивается одно наваждение и начинается другое. Вот, к примеру, окна домов, построенных на перекрестках между сбывшимся и несбывшимся… Почему бы и нет?

Духи среднего мира, соприкасающиеся с людьми, Эдзены могут выступать посредниками…

– Я ничего не понимаю, – печально признается Юстасия.

– Это нормально. Просто пришло наконец твое время ничего не понимать. Традиционное начало любой истории о путешествии не знаю куда, откуда требуется принести неведомо что и раздать драгоценную эту добычу всем, кто больше не может обходиться без неизвестности… Во всяком случае, клетка, в которой я тебя якобы заточил, никогда не была заперта, а теперь ты и вовсе уткнулась носом в широкий зазор между прутьями. Хочешь вылезти в это окно или предпочитаешь прокатиться на канатной дороге?

– А… есть разница? – мнется она.

– По большому счету – вряд ли. Разве что по маленькому. По ма-а-а-алюсенькому такому, лилипутскому счету.

– А мы не станем мелочиться, – шепчет Юстасия. – Взрослые уже мальчики-девочки, обаяние далекой страны Лилипутии не для нас. Правда?

– Как скажешь, так и будет, – киваю.

– А Алиса, Лиза… пусть спят пока, да? Если бы нам следовало уходить вместе, они бы уже сами были здесь, правда? Но их нет. Значит, просто пришло время путешествовать поодиночке. И налегке… Да?

– Видишь, – улыбаюсь, – что-то ты уже понимаешь. Лучше, пожалуй, чем я сам.

Равнодушно кивнув, она подбирает юбку и залезает с ногами на подоконник. Я зачарованно разглядываю острые носки ее серебристых туфель.

– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… И так далее! – торопливо бормочет Юстасия, делая первые, робкие пока, шаги по усыпанной цветными камешками садовой тропинке. Оборачивается ко мне: – Макс, я больше не боюсь числа «четыре». Знаешь, что это значит? Я больше не боюсь смерти. Этот страх умер, пока я карабкалась в окно, зато все прочее, кажется, уцелело. То есть это именно я. Та самая Юстасия, которая… Впрочем, это тебя уже не касается, потому что тебя не касается ничего. Выходит, ты у нас в некотором смысле неприкасаемый… А я была неосторожна и сделала глоток из твоей чаши, о лучший из чандалов! Теперь и ко мне невозможно прикоснуться. Не запрещено, а просто невозможно. Так ведь?

Улыбаюсь ей, пожимаю плечами, жмурюсь от яркого солнца. Где мне знать ответы на ее вопросы? Мое дело маленькое: позаботиться о том, чтобы у ближних не пропал вкус их задавать. Прочее – не моя забота. Само как-нибудь случится.

…музыкант не может прервать мелодию эльфов, пока ему не сломают скрипку.

Сижу на подоконнике, курю. Слежу за тем, как меняется пейзаж за окном. Он находится в непрестанном поиске новой идентичности: то небесная бирюза наливается багрянцем, чтобы несколько минут спустя поблекнуть до голубизны застиранного ситца, то фруктовые сады разрастаются до масштаба лесов, заслоняя от взора наблюдателя острые шпили и каменные террасы человеческих жилищ. В какой-то момент к солнечному диску прибавляются еще два: большое бледное пятно и совсем крошечное, но яркое, янтарно желтое светило, а над изумрудной чернью древесных крон поднимаются крепостные башни старинного замка. Впрочем, солярный избыток недолго кружил мне голову: лишние лики Гелиоса почти сразу же закрыла лиловая грозовая туча, а когда полчаса спустя она разлезлась на безобидные белобрысые клочья, солнышек уже не было, да и замок куда-то подевался. Мимо меня, тяжело хлопая крыльями, грузно пролетел причудливый гибрид медведя и ангела. Передние лапы прижимали к мохнатой груди добычу – огромный сморчок, словно бы присыпанный алмазной крошкой.

Я пожал плечами и полез в карман за следующей сигаретой. Коротать утро у окна в доме, построенном на перекрестке миров, – то еще развлечение. Никогда не знаешь, на каком эпизоде съедешь с катушек, но и прекратить, отвернуться от окна, выйти из комнаты, спрятаться в кладовой, для верности обмотав голову толстым покрывалом, решительно невозможно. Если уж обзавелся волшебным окном, за которым, как цветные стекляшки в калейдоскопе, мельтешат фрагменты сбывшихся и несбывшихся реальностей, будь добр, сиди и смотри. Больше ничего от тебя не требуется…

– Вот это да! С затворничеством покончено? – восхитилась Алиса.

– Как видишь, – киваю.

Одно удовольствие глядеть на нее. Стоит на пороге, босая, в тонком алом свитере и клетчатой юбке. На загорелом лице ни капли косметики, но растрепавшиеся во сне серебристые кудри кажутся не седыми, а белокурыми: такие сияющие глаза бывают лишь у очень юных девушек, которые еще не знают, что творит с их сестрой настоящая «взрослая» жизнь, но чуткими носиками улавливают уже едва различимый, волнующий, мускусный аромат собственной будущности. А уж юбка у нее – короче не бывает. Других Алиса в своем гардеробе не держит. И правильно делает.

– Все-таки у тебя самые красивые в мире ноги, – вздыхаю мечтательно. – Даже не верится, что живая человеческая женщина может отрастить нечто в таком роде. Была бы ты у нас скульптура, я бы, пожалуй, еще смирился как-то с таким совершенством…