Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

Рывком оттянул тетиву, отпустил, с такого расстояния промахнуться трудно, стрела ударила олененка в левый бок. Он подпрыгнул на месте на всех четырех, стрела погрузилась по самое оперение, что значит хорошенькое дельце — молоденькое тельце. Взрослые олени еще мгновение смотрели дикими глазами, наконец сообразили, что они не в зоопарке, а я не зеленый, с сопением ломанулись через кусты, только затрещало по лесу.

Олененок упал на бок, большие коричневые глаза смотрят умоляюще: помоги, спаси, что-то мне делает больно.

— Потерпи, малыш, — сказал я ласково.

Вытащил нож, аккуратно перерезал горло, стараясь сделать это как можно быстрее и безболезненнее, мог бы, наверное, подрабатывать, поставляя кошерное мясо, кровь хлынула широкой струей. Олененок подергался и затих. Я вскинул нежное тельце на плечо, развернулся и пошел обратно.

На этот раз, когда хорошая добыча на плечах, даже болото не болото, а так, фигня какая-то.

Когда вышел из лесу, они двое уже жрякали или, точнее, все еще жрякают сочное жареное мясо. От багровых углей сухой жар. Ворон, не отходя от костра, монотонно долбится в черепе, уже расширив глазные впадины, как шахты. Клюв по затылок стал красным, перья слиплись, отемнобагровели и блестят.

Я разделал олененка, насадил на длинный прут и пристроил над раскаленными углями. Волк и ворон, уже отяжелевшие, с раздутыми брюхами, оба умеют жрать в запас, посматривали на меня одобрительно, но и с победным блеском в глазах: сумели объегорить, отпихнуть от добычи.

Мой олененок исходил паром, вытапливается лишний жир, вся компактная тушка блестит, как огромная почка каштана, одиночные капли привычно срываются на красные угли, там сочно шипит, стреляет сизыми дымками, что растворяются сразу же. Расседланный конь неторопливо двигался по краю поляны, за ним от зеленых кустов остаются голые веточки, на остром роге зловеще блестит багровый кончик, словно раскаленный в невидимом горне. Волк и ворон, нажравшись, тут же уснули. Вообще, постоянно спят, а человек, выходит, как известно, самый малоспящий зверь на свете…

На небе высыпали первые звезды, над вершинами абсолютно черных деревьев показался узкий серп луны. Я встал, чтобы подбросить в костер веток, насторожился. Послышался легкий шорох, из-за деревьев появилась очень красивая молодая девушка. Рядом с ней зверь, напоминающий льва, только потолще и с крыльями, как у летучей мыши. Оба голые, у девушки вместо трусиков зачем-то железная цепь. Я не успел рассмотреть, есть ли там замочек, сразу обалдело уставился на вызывающе торчащие груди, высокие и с алыми широкими кончиками.

Ну, Валеджи, мелькнула мысль, ты, конечно, великий Творец, но уже достал этими голыми бабами. Малолеткам в самый кайф, но я не малолетка, к тому же такую доступную вещь, как голые бабы, стоит ли так уж везде и всюду? Того и гляди волк снова съехидничает, что у меня глюки на какой-то почве. А ворон, зараза, подкаркнет.

Девушка улыбнулась, а я некстати подумал, что ей будет очень неудобно в такой… такой одежке на широкой мохнатой спине зверя, где к тому же торчит острый хребет.

Она, должно быть, уловила мою мысль, нахмурилась и отвернулась, капризно выпятив губы. Я подумал с раскаянием, что я, как истинно русский интеллигент, беспредельно умен, мне постоянно приходят мудрые мысли, даже в такое вот некстатейное время, но это уж бремя истинно мыслящего человека, это горе от ума, которого не спрятать, хоть бороду сбрей, хоть мускулы отрасти.

Не придумав, что спросить, не узнавать же, как пройти в библиотеку, я упер сжатый кулак в ладонь, так лучше вздуваются мышцы плеч, выпятил грудные пластины и улыбнулся ей красивой белозубой улыбкой.

Она посмотрела с интересом, сделала шажок как бы в мою сторону и в то же время чуть мимо: так, в три четверти, ярче линия ее безукоризненной девственной груди, полной и провокационно подрагивающей, за ярким красным вытянутым кончиком остается в воздухе быстро затухающий след, как на фотопленке от лазерного прицела.

Я шагнул в сторону, тут багровый свет костра лучше озаряет мою блестящую здоровую кожу, словно смазанную или даже умащенную маслами, все мышцы и мускулы вырисовываются до предела рельефно. При этом я улыбнулся еще шире, пусть видит, что у меня все сто или сколько их там зубов, белые и безукоризненно ровные, гланд нет, сердце бьется ровно, я молод, силен и весь в тугих шарах мускулов.

Улыбка тронула ее губы, стройные ноги подали тело вперед, начиная с бедра, при этом легком толчке работают все мышцы, движение начинается с красивой волны, когда плечи как бы запаздывают, грудь приподнимается еще выше и острыми сосками смотрит тебе прямо в рот, а в твои растопыренные пальцы приглашающе идут покачивающиеся бедра.

Да, это класс, я пошарил взглядом: лом бы найти, я бы его согнул, при этом движении хорошо работают бицепсо-трицепсоидные, а также вся плечевая группа предплечий и заплечий, когда вся масса приподнимается, вздувается, по ней пробегают справа налево и обратно шары и утолщения, а потом все застывает в красивой мужественной скульптуре атлета, гнущего лом!

Черт, нигде нет лома, почему всегда так, когда не надо, шагу не ступить, чтобы не запутаться в разной и всякой арматуре, целые заброшенные, но исправно работающие металлургические комбинаты-гиганты, а сейчас нет самого завалящего лома, это ж какой момент я упускаю, ну что же делать…

Она замедленно прошла мимо, пахнуло теплом уже разогретого тела. Со спины так и вовсе отпад, отведенные назад плечи кажутся совсем детскими и беспомощными, зато зад по контрасту вдвое шире, ягодицы вздернутые, нежно-белые, попеременно приподнимаются, как поршни в моторе, а красивые ноги спортсменки покрыты тем самым необходимым слоем жирка и нежного мяса, чтобы мышцы и сухожилия не выступали чересчур резко.

Кусты раздвинулись, девушка с недоумением оглянулась на меня, помедлила, потом зеленые ветви сомкнулись за ее спиной. Лев скрылся еще раньше, тихий при такой женщине, как пугливая тень. На поляне осталась ясно ощутимая в неподвижном прогретом воздухе струя зовущего запаха. От такого сходил с ума мой Рекс, обрывал поводок и уносился, держа нос по следу долго не тающих феромонов.

Я вздохнул, мышцы сразу поползли вниз, подчиняясь закону всемирного тяготения. И тут мой взгляд упал на нечто блеснувшее под последним лучом заходящего солнца. Чертов лом затаился среди коряг и сухих веток, сволочь! Какой я шанс упустил, какой шанс, идиот чертов…

Злой, подбросил хвороста, оранжевые языки огня становятся все заметнее в темнеющем мире. Небо еще не чернильно-черное, но серпик луны начал наливаться зловещим блеском.