Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

— Расширенный?

— Ну да.

— А кто еще?

— Волк и ворон, — сказал я. — А вы что, на королеву подумали?

— Упаси Господи, — испугался он. — У вас и шуточки, сэр Гакорд! У меня чуть сердце не остановилось.

— Если даже подойдет все войско сэра Генриха, — начал я, как только мы вернулись, но Генрих сразу нахмурился, прервал:

— Что значит «если», сэр Гакорд?

— Я оговорился, — сказал я, — прошу прощения. Когда подойдет войско доблестного и благородного во всех отношениях сэра Генриха, известного своей храбростью, отвагой и мужеством, а также многими воинскими доблестями и личными подвигами, не считая командных зачетов, то все равно это храброе и отважное войско все же не сумеет ни с наскоку взять этот замок, ни умелым штурмом, ни долгой осадой…

Королева поинтересовалась уязвленно:

— А почему нельзя даже долгой осадой?

— Потому что тролль сумел умелой экономической политикой привлечь на свою сторону этих продажных крестьян!.. Они за налоговые льготы и прозрачность расходования их денег готовы поддерживать это чудовище! Да-да, они не понимают, что мы освободители.

Генрих заворчал, королева воскликнула патетически:

— Я в это никогда не поверю!

— Придется, — сообщил я. — Я и не такое видел.

— Но как это возможно?

— Возможно, — заверил я. — Все это называется общим понятием свободного рынка. Или стихийного. Эти простые люди продали свои высокие принципы… о которых, правда, и не слыхали… за чечевичную похлебку, за жареных кабанчиков, за хорошие урожаи и тучные поля, за счастливую безбедную жизнь и здоровье, как свое, так и всех близких… Продажные шкуры, ничего не скажешь! Но, увы, с этим придется считаться. Они будут доставлять троллю продовольствие, ковать в своих кузницах оружие, часть опять же троллю, а с остальным начнут партизанскую войну, нам мало не покажется, вспомним и Наполеона, и Гитлера, и Фиделя с Хаттабом…

Генрих нахмурился, заворчал, но лишь стукнул кулаком по колену, а королева сказала растерянно:

— Но сестру спасти надо?

— Вот и подумаем, — ответил я, — как это сделать. Видимо, я отправлюсь на переговоры…

— Что-о-о-о? — вскрикнули они в один голос.

— Переговоры, — повторил я раздельно, как и надо разговаривать с весьма далекими от причуд демократии людьми. — Начнем с самого почетного и уважаемого в демократическом обществе занятия: торговли. Будем выторговывать, как принято, у террористов жизни наших людей. Заодно постараемся узнать их намерения, состав гарнизона, расстановку сил, их политические убеждения, есть ли латентные гомосексуалисты, это скрытые союзники, ибо все гомосексуалисты — демократы, попытаемся прощупать, не удастся ли кого-то склонить на нашу сторону, дабы тайком открыл врата…

Лицо Генриха, что слушал со все возрастающим непониманием, чуть посветлело.

— Да-да, — сказал он быстро. — Подкупить! Пообещать отмену первой брачной ночи!

— Это они и так имеют, — возразил я. — И льготы всякие. Разве что возвести предателя в дворянство?

— Предателя? — возмутился Генрих. — В дворянство?

Королева тоже посмотрела на меня так, словно у меня не только рукав в этом самом, но я весь в нем с головы до ног. Да еще и пахну.

— Дык он же предаст не нас, — объяснил я. — Вы что, не знаете разницу между разведчиком и шпионом? Террористом и борцом за свободу? Продажной СМИ и СМИ с постоянно совпадающими взглядами?

Генрих ни черта не понял, буркнул упрямо:

— Кто предал одного, тот предаст и другого.

— Все верно, — согласился я. — На этом и построено самое совершенное общество! Все знают, что все — предатели, потому никто не обманывается. А служат тому, кто больше платит. Все понятно, предсказуемо. Ведь самое страшное в развитом обществе, чем всегда пугают депутаты, — это непредсказуемость! А какая предсказуемость, когда в дело вмешиваются гордость, честь, достоинство, которые жабьими шкурками не измеришь?

Они долго молчали, вконец обалдевшие, говорить я умею, не одну уболтал, наконец Генрих проворчал:

— Ни черта не понял, но… стоит попробовать. Только я пойду тоже. Все-таки это моя невеста.

— И я пойду, — заявила королева. — Это моя любимая сестренка!

Я мысленно взмолился святому Адамычу, дай мне терпение переговорщика, сказал терпеливо:

— А рационально ли?

— Что? — спросил Генрих свирепо. — Ты будешь говорить за нас, а мы прятаться в лесу?

Я вздохнул, сдался:

— Хорошо, но только дайте отдохнуть коням и не покидайте седел. Если вдруг сделают вылазку, чтобы захватить и вас, то не надо проявлять геройство! Нужно мчаться навстречу нашему войску. Кони у всех у нас хорошие, хрен нас догонят.

Через час, взяв с них торжественные клятвы, что вести переговоры доверят мне, мы все трое выехали из леса. Волк остался, я велел ему не засвечиваться, а ворон взмыл повыше, чтобы рассмотреть замок врага с высоты орлиного полета.

Мрачная скала приближалась, я рассмотрел, что наверху не просто замок, там хватает места для двора перед головной башней, есть задний двор и, похоже, даже небольшой сад, хотя, как туда земли нанесло, не представляю. Разве что проклятый тролль велел устроить и у себя сады Семирамиды.

Мы приблизились к воротам на достаточное расстояние, чтобы можно перекрикиваться, но в то же время, чтобы не стать жертвой умелого лучника. Генрих сразу опустил забрало, королева хмурилась и старалась выглядеть понадменнее, с противником только так, с недостойным — вдвойне, я велел им остановиться, сам проехал вперед и звонко протрубил в рог.

Ничего не произошло, я протрубил снова, а потом еще раз, как можно громче. Над каменными воротами появился человек, всмотрелся из-под руки, прокричал сонным голосом:

— Ну чего тебе, букашка?

— От букашки слышу, — ответил я громко, но достаточно весело, чтобы можно истолковать и как дружеский обмен приветствиями. — Я послан на переговоры от славного короля Гарторикса, правителя Филидонии!

С ворот меня прервали:

— Мы не признаем его правителем!

Я слышал, как, разъярившись, ахнула королева, раздался звон покидающего ножны меча. Обернувшись, увидел, как выпрямилась разгневанная королева, а сэр Генрих тащит из ножен длинный меч. Глаза в прорези забрала метнули длинные ветвистые молнии, по земле разбежались коричневые дорожки сгорающей травы, из-под шлема вырвался разъяренный рев:

— Да как они смеют!

— Мерзавцы! — выкрикнула королева.

Я раскинул руки, не давая им броситься вдвоем на штурм ворот:

— Вы с ума сошли? Хотите погубить свою сестру и невесту?

Королева спросила резко: