Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович

Следующий день проходил спокойно, корабль идет резво, без жутких прыжков с волны на волну, красиво разрезает форштевнем ажурные, как в мультипликации, волны, и только на четвертый день небо затянули тучи, волны пошли огромные, как горы, но спокойные. Корабль неторопливо взбирался на такой холм, там замирал на миг, затем стремительно соскальзывал с водяной горки. Всякий раз сердце у меня замирало, там впереди пропасть между горами воды, и если не удастся задрать нос…

Но корабль всякий раз начинал вползать на следующую, наконец я просто устал бояться, не привык, а смирился, отупел, а на пятый день плавания снова море успокоилось, волны пошли мелкие, частые, с белыми кружевами, как на чепчиках горничных.

Я устал сидеть без дела в крохотной каюте, на палубе хоть могу созерцать работу матросов, тоже занятие, так и созерцал, пока не услышал вопль с клотика, это такая плетеная корзинка на верхушке самой высокой мачты:

— Змей!.. Морской Змей!

Я содрогнулся всем телом, о Морском Змее наслышаны все. Это святых своих не помним, такая вот мы христианская страна, а Йормунганда из Мидгарта, сына Локи, знаем все, как и всю его родню.

В километре слева по борту из волн высунулись две головы, похожие на черепашьи, разве что размером с туши взрослых бегемотов. Шеи приподняли их, как перископы. Я встревожено оглянулся на Ирунгу, тот с двумя матросами быстро разворачивал нечто блестящее, еще один вертел ворот, натягивая тетиву толщиной с тросик, которым вытягивают застрявшие автомобили. Головы мощно вспенивали воду, похожие на глиссеры, корабль догоняют с легкостью, я с трепетом старался представить, какие же у этих чудовищ тела, побольше нашего корабля, и даже если не плотоядные, то могут перевернуть корабль и затопить просто так, чтобы ничто не плавало в их водах, не охотилось, не распугивало вкусную рыбу.

— Он что, — крикнул я, — двухголовый?

Мне никто не ответил, капитан заорал, указывая на плывущие головы:

— Быстрее! Ирунга, целься в мужика! В мужика целься!

— Да я не разберу, — выкрикнул Ирунга. — У меня что-то с глазами…

— Не надо было заливать вчера, идиот!.. Вон тот слева!

— Ах да, ну конечно же, который слева…

Я хотел напомнить, что Ева создана из левого ребра, так что баба может оказаться как раз слева, но капитан, похоже, исходит из того, что любой мужик и в любом виде старается увильнуть налево. Ирунга нажал рычаг, тетива соскочила, раздался сухой щелчок. В ушах зазвенело, будто рядом умелый пастух звонко ударил кнутом.

Стрела исчезла, я не успел проследить ее полет, две головы чудовищ разом дернулись. В одной из шей появилась торчащая стрела. Я зябко ежился, ну что даст эта стрела, просто комариный укус, чудовище тоже так вроде бы думало, а потом опомнилось и жутко взревело. Что значит, нервный импульс быстро добежал до головы, все доложил, но, чтобы взреветь, пришлось бежать до легких, а они кто знает на какой километровой глубине.

— Что-то не получилось… — проговорил капитан встревожено.

— Не должно, — ответил Ирунга, но в голосе прозвучала неуверенность.

Капитан смолчал, лишь посмотрел на него недобрыми глазами. Двое поспешно положили вторую стрелу, такое же рыцарское копье, вставили тетиву в желобок на торце. Ирунга бешено завертел рычаг, тетива медленно поползла, натягивая стальные пластины лука.

Я посмотрел на стрелу, а со стороны моря раздался хлопок, будто откупорили бутылку шампанского размером с купол Святого Петра. Донесся страшный крик, это орал второй зверь, а от второго торчал над водой обрубок. Голова взлетела высоко вверх, описала крутую дугу и шлепнулась рядом. Из обрубка шеи ударила мощная струя полупрозрачной жидкости. Это было как нефтяной фонтан, с которого сорвало заглушки, шея торчит над водой все так же, зверь еще не сообразил, что он мертв, лапы все еще подгоняют огромное туловище к кораблю, я попятился, а через минуту первые капли упали на палубу, а следом обрушился настоящий водопад.

Матросы орали, как мне показалось, восторженно, орал капитан, один Ирунга остался за гарпунной пушкой средневековья, а остальные примчались с ведрами, тазиками, котелками, подставляли даже тарелки. Капитан заорал:

— Ирунга, что со второй?

— Думаю, — прокричал тот, — сейчас набросится на труп… пока теплый.

— Все бабы такие! — крикнул он с удовлетворением. — Ладно, наблюдай, тут и на твою долю хватит.

Я бочком-бочком приблизился к Ирунге, он с завистью смотрел на прыгающих под падающей сверху кровью Морского Змея. В этот время сильный удар сотряс корабль. Я не удержался на залитой слизью палубе, упал, меня откатило к борту.

— Штурман, — донесся крик капитана, — держи руль!

— Уже ушли, — прокричали с кормы. — Он задел только чуть-чуть!

А если бы не чуть-чуть, мелькнуло у меня в черепе, кое-как поднялся, весь в слизи, пощипывает в ссадинах. Ирунга посматривал одним глазом на второе чудище, что в самом деле принялось рвать огромной пастью шею супруга, фонтан крови изменил направление и поливал море. Мы быстро отдалялись, обрубок все еще мотало из стороны в сторону, а выброс крови не уменьшился, как я подсознательно ждал, а стал мощнее, будто только сейчас подключилось огромное сердце, печень и прочие органы.

Да какое же у него туловище, подумал в который раз, это же прямо не знаю что… Ирунга подмигнул, крикнул:

— Ну как выстрел?

— Волшебный, — признался я. — Так всадить с двигающегося корабля в такую же двигающуюся цель… Ты мастер из мастеров!.. А чего они все тазы вытащили?

Он изумился:

— Не знаешь? Откуда ты такой свалился?.. Это же кровь Морского Змея!

— Ну и что в ней?

Он расхохотался:

— Самое главное! Две-три капли в стакан вина — и ты всю ночь сможешь с бабы не слезать! За склянку такой крови знаешь сколько можно получить? Шкатулку с золотом! Вельможи и колдуны платят любые деньги.

Я кивнул, вернулся на форштевень. Ну да, конечно же, это самое главное. Если бы кровь Змея делала умным, кто бы хоть монетку заплатил? Ну разве что медный грошик. А вот за такое действо, конечно же, любые деньги. Как и у нас, где всякие там йохимбе стоят в сотню раз дороже, чем необходимый для жизни инсулин или валокордин.

— В мире редко кому удается тратить деньги с умом, — сказал я, — потому что редко у кого есть и то и другое.

Он посмотрел на меня с уважением:

— Золотые слова, варвар!

Я приосанился:

— Да, я же умный..

— Я тоже, — признался он. — Потому и мыкаюсь вот по морю.

* * *

Вечером небо удивительно ясное, над горизонтом остановились громады облаков, целые воздушные замки, башни, окрасились алым, затем алость сменилась красным, багровым, перетекла в лиловость и наконец стала темно-синей, словно перекаленный металл, однако верхушки — удивительное дело! — горели победным оранжевым огнем, словно их освещает сверху еще одно солнце, невидимое, ведь то, старое, багровое и тяжело дышащее, сползло вниз и сегодня уже ни за какие пряники не выползет.