Княжий пир - Никитин Юрий Александрович

Потом внутри что-то лопнуло, растеклось горячим. Сердце, поняла она, и ощутила облегчение. Все равно разорвалось бы от тоски и боли. Теперь уже не помешают… Не дали им здесь быть вместе, соединятся там. «Подожди меня, Чейман… Я бегу за тобой, как бегала всегда…»

Когда по приметам отыскали их овраг, вперед вырвался молодой Кручонок. Он оставил коня, летел стремглав через кусты, падал и кувыркался, и пока другие спускались хоть и бегом, но с осторожностью, он уже проломился на самое дно балки.

Владимир услышал его радостный крик. Чейман и Малврид лежали за валежиной обнявшись, отрок решил, что заснули. Когда Владимир сбежал вниз, тот уже стоял над ними, опустив голову. Слезы безостановочно бежали по бледному лицу, губы распухли, как оладьи, нос стал с крупную сливу, а глаза покраснели, как у карася.

— Что… — сказал Владимир и умолк.

Парень вздрагивал, слезы катились крупные, прозрачные, совсем по-детски чистые. Так они стояли, пока Владимир не ощутил по запаху присутствие Белояна. Сказал с горечью:

— Такие молодые и чистые…

За спиной слышно было, как гупнуло, земля качнулась от могучего толчка. Волхв подошел, ведя коня в поводу. Владимир кривился, когда густой голос верховного волхва прогудел над ухом сочувствующе:

— Не казнись… Что ты мог? Никто бы не успел… Их судьба была начертана теми знаками, которые не изменить смертному.

— В задницу твои знаки, — ответил Владимир зло. — Что сделали не так эти две чистых души? За что с ними так несправедливо?

Голос Белояна стал строже:

— Не нам спорить с волей небес. Им сверху виднее. А тебе это урок, что не изменить то, что предначертано судьбой, что запечатлено в расположении звезд, в строении всего мироздания!

Владимир поднял голову с таким усилием, будто на затылок давила рука бога. Черные брови сомкнулись на переносице, глаза метнули молнии. На скулах натянулась кожа. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Само небо меня не остановит!.. Я все равно ее возьму. Одну — или с Царьградом вместе.

На дальнем краю балки снова послышались голоса. Затрещали кусты, взлетела птичья мелочь с сердитым чириканьем. Рыдая в голос, Кручонок покарабкался навстречу. Владимир огляделся по сторонам, выискивая глазами другую дорогу. Он узнал зычный рев варяжского ярла, ему вторил резкий и сильный голос печенежского хана.

— Поговори с ними, — сказал он Белояну, — я не могу… Их лица… Когда увидят…

Белоян сам опустил взор, чтобы не видеть перекосившегося лица князя. Нет страшнее зрелища, чем когда плачут суровые мужчины, которые не умеют плакать.

Голос архимандрита прогремел с такой мощью, что стены дрогнули, а с потолка сорвалась изразцовая плитка. Фивантрокл отпрыгнул от стола. Высокое зеркало напротив наливалось светом. Проступила высокая фигура в блистающей одежде, в золоте, с роскошным посохом в руке, который уже нельзя было назвать посохом. Голос прогремел тихо, но в нем слышался лязг клещей палача:

— Ускользнули?

Фивантрокл протестующе выставил руки. Пальцы тряслись, страх заполз в сердце, а слова выкатывались неровные, словно с оббитыми краями:

— Не… совсем!.. Главного устранили. Теперь его вороны… клюют. Ускользнул только его слуга… Или не слуга… но не воин…

Изображение в зеркале колыхнулось, как будто в чистой воде от крохотной волны, но голос грянул с такой мощью, что задребезжали магические кристаллы на столе:

— Но щит с ним?

— Да… но это недолго! — пискнул Фивантрокл. — Позволь, о Посланец Нового Бога, сообщить тебе, что нам удалось сделать…

Он кланялся, кланялся, а архимандрит, все еще во власти гнева, грянул:

— Ну? Только быстро!

Фивантрокл торопливо загнул палец:

— Ратигай по наущению матери убьет отца и станет вхож в терем князя, даже его спальню…

— Что за черт… Прости, Господи, с языка сорвалось, что за Ратигай?

— Ратигай, — объяснил Фивантрокл, — сын знатной в Царьграде Илиссы. Она вышла за русича, живет в Киеве, но мы сумели посеять в ее сердце неприязнь к мужу и чрезмерную любовь к сыну. Она сумела его убедить, что если он убьет своего отца, якобы смертельно обидевшего ее, то он спасет и ее, и сам станет вместо него воеводой… А воевода вхож в покои великого князя Владимира даже ночью.

— Неплохо, — поморщился архимандрит, — но меня интересует, что со щитом…

— Мы сумели подтолкнуть князя Березовского против ярла Гордона…

Он перевел дыхание, к нему постепенно возвращалась ясность мысли, а голос стал увереннее. По зеркалу пробежала мелкая рябь. Архимандрит спросил с брезгливым отвращением:

— А при чем там какой-то князь?.. Если я помню верно, то он на стороне их верховного князя Владимира? А ярл Гордон вовсе не сторонник Владимира? Их стычка нам не помешает и не поможет…

Хорошая память, невольно мелькнуло в голове Фивантрокла. Мельком сказал в прошлый раз, кто и где сидит на каких землях в Новой Руси, а этот все запомнил. Или же Русь стала такой занозой, что все время помнит, перебирает всех, как араб зерна четок?

Он поклонился:

— Князь Березовский спит и видит вольности своих предков. Владимир их урезал по самые… гм… А ярл Гордон… Конечно, он вовсе не ярл. Когда Рюрик привел с собой завоевателей, то его уцелевшие после боев воины получили во владения села, а то и города. Потомки Рогволода до недавнего времени сидели в Полоцке, а Гордон, один из простых, но доблестных воинов, получил земли вверх по Днепру. Себя, понятно, назвал ярлом, раз уж сам ярл Рюрик стал великим конунгом, то бишь князем, потомки Гордона жили припеваючи, став владетельными боярами. Нынешний Гордон — это правнук того первого Гордона. Они имя основателя рода так и передают через три поколения… Князья полоцкие да Гордон — последние из прямых потомков тех, кто пришел с Рюриком. Но Полоцк Владимир недавно взял, княжество полоцкое перестало существовать, теперь то земли киевские тоже, вернее — земли Новой Руси, а вот Гордон… Потомки первого Гордона всегда служили сперва Рюрику, потом Игорю, Святославу, только Владимиру никто не служит, но власть его признали, налоги платят…

— Но не получится ли, что лишь укрепим власть варварского князя Владимира? Этот Березовский устранит ярла… как там его… а Владимир за самовольство казнит или сошлет этого… Березовского, а все земли заберет себе! Как опустевшие владения того ярла, так и земли самого Березовского?

Фивантрокл, смертельно бледный, клятвенно прижал ладони к груди:

— Все просчитано! Все. Как всегда, на захваченных землях потомки грозных завоевателей быстро жиреют, разучиваются держать в руках оружие. Здесь их кормят подневольные славяне, а они проводят время в бесконечных пирах да таскают в постели местных девок. Березовский сомнет Гордона быстро, без особой крови. А Владимиру такое самоуправство можно подать как желание выслужиться перед ним. Мол, убрали и последних из потомков пришельцев.