Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович

Уже выруливая с парковки, я увидел через огромное стекло витрины, как они сблизили головы и оживленно переговариваются. Укол совести ощутился острый, но… не болезненный. Инстинкт соперничества инстинктом, но все же неловко так явно пользоваться преимуществом. И в то же время трудно утерпеть и не воспользоваться полученными преимуществами.

Вспыхнул красный свет, я остановил машину. Впрочем, на то и расширенные возможности, чтобы пользоваться. Не думаю, что кто-то бы придержал их. Скорее напротив. Это я еще деликатничаю, а простой нормальный человек…

Пройдет еще пара лет, чипы уменьшатся до размеров молекулы, удешевятся в пару сот раз, а медики научатся вживлять без таких мук для пациентов. И тогда этот Альберт тоже сможет приобрести такой же чип… если, конечно, стоимость самого чипа и операции упадет достаточно низко.

Загорелся зеленый, я врубил газ и пошел набирать скорость.

На другой день, едва я появился в офисе, Мария проверещала счастливо:

– Юджин, вы просто гений! Да куда там гениям до вас! Вы его просто убили!.. Он никак не думал, что у нас такие головатые сотрудники!.. Весь вечер испортил, все допытывался, не пошутили ли вы насчет управленца. Он уверяет, что так говорить может только человек, который с детства фанатично занимается звездной астрономией.

– Ты его разубедила?

– Его разубедишь! Он теперь и меня зауважал. Еще бы, в таком месте работаю, с такими людьми общаюсь. А то раньше только как резиновую куклу пользовал. Вы в самом деле так астрономию знаете?

Я ответил честно:

– Не больше, чем колорадских жуков. Или тензорные напряжения земной коры при дрейфе по магме… Всего понемножку, Мария. Я же не специалист! А управленец должен знать все то, над чем работают специалисты… И даже немножко больше, чтобы понимать, в ту ли сторону работают.

Я улыбнулся ей хитро и прошел к своему кабинету. Глаз у меня на затылке нет, но просто чувствую ее вытаращенные глаза и широко раскрытый рот.

Какое же это счастье, когда вот, привычно работая в инете и выбирая оттуда нужное, я одним движением мысли копирую в буфер и перебрасываю на хард, свой хард! Для этого пришлось сперва купить так называемый внешний накопитель, что та же флешка, только на десять терабайтов, и таскаю в нагрудном кармане, в конце концов от жадности купил еще пару накопителей и распихал по карманам. Теперь копирую даже фильмы в высшем разрешении, а не только графики, выкладки и статистические таблицы. И всегда могу «вспомнить», как говорится, воочию просмотреть все «в уме» и сделать свои выводы, опираясь на точные цифры.

Это же какое счастье: абсолютно точно «запоминать» все, что необходимо, и в то же время так мощно разгрузить память!

Сегодня, когда я, малость ошалев от наплыва информации, выбрался в коридор, чтобы заглянуть в наш элитный буфет для вип-сотрудников, наткнулся на Гадеса.

Он держал Штейна за пуговицу, не давая тому удрать, и говорил медленно, словно втолковывал простейшие истины бестолковому ученику:

– Проблема в том, что человек – это существо, получающее удовольствие. Это цель и смысл его жизни. Не так ли? Так, это бесспорно, хотя об этом как-то говорить еще не принято. Не секрет, что хотя все люди получают удовольствие от вкусной еды, хорошего секса и зрелища чемпионата мира по боксу в сверхтяжелом весе… однако почти все люди получают удовольствие только от еды, секса и зрелищ. Лишь немногие в состоянии получать удовольствие от, скажем, творчества. Или разгадывания тайн природы. Или от разработки новых чипов. Словом, абсолютное большинство получает удовольствие только от животных радостей, а любая работа для них – принуждение. Вопрос: нужны ли там люди, которые просто бесполезны?

Штейн сказал предостерегающе:

– Но таких людей абсолютное большинство, вы сами это только что сказали!

– И что? – спросил Гадес.

– Сами знаете, – огрызнулся Штейн. – Нельзя же оставить за бортом ковчега абсолютное большинство населения только потому, что они не соответствуют нашим критериям!

Гадес пожал плечами.

– А почему?

Штейн выглядел шокированным.

– Как…. почему? Потому что это бесчеловечно!

– Ну и что? – снова спросил Гадес. – Пусть даже бесчеловечно. Меня лично не пугает этот ярлык. Сейчас под термином «человечность» столько дряни, что давно пора чистить. И ярлык, и человечность. В смысле человечество. Да все стесняются, стесняются! Страшатся, что в фашисты или еще куда запишут. А я вот не стесняюсь и говорю то, о чем вы иногда и сами думаете, выключив свет и накрывшись с головой одеялом.

Вообще-то прав, мелькнуло у меня. Я тоже думаю так, а вот вслух, пожалуй, не скажу. То ли трус, то ли у меня какая-то блокировка в мозгах.

Когда я вернулся из туалета, они все еще топтались на том же месте, Штейну все не удавалось высвободить пуговицу из цепких пальцев Гадеса, а с ними еще и Макгрегор, что внимательно слушает Гадеса.

– Птица, – вещал тот, – при виде лисы или охотника делает вид, что у нее перебито крыло. Она начинает подпрыгивать и убегать между кустами, уводя погоню. А потом, когда заведет достаточно далеко, взлетает и, сделав круг, возвращается к своим затаившимся птенцам. Они все это время сидели тихо, не шевелясь, так мама сказала. Не впали в панику, что остались одни, верят: мама не бросит. Некая морально-этическая установка на уровне инстинкта.

Штейн буркнул подозрительно:

– Это ты к чему?

– А не являются ли и наши нравственные заповеди инстинктом?

Штейн запротестовал:

– Ну ты скажешь!.. Инстинкт – это врожденное!

Макгрегор подсказал педантично со стороны:

– Есть инстинкты, приобретаемые в процессе жизни.

– Это называется обучением!

– Которое путем долгих повторений закрепляется на уровне инстинкта. Не спорь, почитай школьный учебник по биологии.

Гадес сказал замученно:

– Когда читать? Скорее бы стать сингуляром. Сразу все знания в башку – фьють! И все мои. Все знаю, все умею.

– А я бы не стал, – заметил Штейн. Видя недоумевающие взгляды, пояснил: – Люблю учиться. Все сперва пропустил бы через себя, все-таки процесс обучения тоже ускорится в тысячи раз. А на автомате я закачаю в башку разве что все энциклопедии, справочники, атласы… Насчет инстинкта можно и мне копеечку? А как же насчет того, что появлялся некий мудрец и добавлял некую заповедь? К примеру, Ной создал три или четыре заповеди, не помню, Моисей лет через тысячу добавил еще семь или десять…

– Иисус еще что-то добавил, – сказал Гадес обрадованно, тут же поправил сам себя: – Только его заповеди не работают вроде. Или я не помню ничего, кроме подставь левую щеку или возлюби врага своего…