Дьявольская Королева - Калогридис Джинн

Сентябрь принес добрую весть: король Франциск подписал договор с императором Карлом. Отныне французские войска не станут поддерживать восставшую республику. Я тихо ликовала, но в то же время немного боялась, помня об ужасном разграблении Рима, когда люди императора проигнорировали приказы и устроили осаду святому городу. Они выбивали двери монастырей и насиловали монахинь.

Двадцать четвертого октября я сидела за шитьем на своем привычном месте между Маддаленой и сестрой Николеттой. Обе они были встревожены, как и Пиппа, и Лизабетта. Те в молчании склонились над своей работой. Лицо сестры Антонии, как обычно, хранило абсолютный покой.

День за окнами был темен от дыма и от надвигавшейся осенней бури. Ольха потеряла почти все свои листья и стояла теперь темная и сучковатая.

Я трудилась над белым алтарным покрывалом. Дело не ладилось: шелк казался чересчур толстым, а ушко иглы — слишком узким. Первые мои стежки получились неаккуратными, и я их распустила.

Наперсток прохудился в месте постоянного трения. В рассеянности я захватила за один раз слишком много ткани, и пришлось сильно нажать на иглу. В результате она проткнула кожаный наперсток и глубоко впилась в палец.

Я вскрикнула и вскочила на ноги. Алтарное покрывало свалилось на пол. Все монахини замерли и посмотрели на меня. Я сжала зубы, с ощущением тошноты схватилась за иглу и с силой выдернула ее, а затем уставилась на кровь на пальце.

— Ничего, — успокоила меня Николетта.

Она оторвала длинную нить от клубка шерсти, лежавшего у нее в корзине, сложила ее и прижала к ранке.

В отдалении послышался гром, открытые оконные рамы содрогнулись. Маддалена и сестра Пиппа подбежали к окну, в котором виднелись поднявшиеся вдалеке клубы дыма.

— Вернитесь, — попросила сестра Антония ровным голосом. — Позаботьтесь о работе, и Господь позаботится о вас.

Не успела она произнести эти слова, как снова громыхнуло.

— Пушка, — прошептала Николетта.

Сестра Пиппа осталась у окна, всматриваясь вдаль, словно что-то могла разглядеть за стенами монастыря.

— Армия императора, — произнесла она громко. — Семь тысяч солдат, а у нас — десять. — Она взглянула на меня, и глаза ее сверкнули ненавистью. — Вы никогда не победите.

— Пиппа! — резко одернула ее Антония. — Сядь и помолчи.

Пушка пальнула в третий раз. Четвертый выстрел прозвучал с противоположной стороны. Флоренция была окружена. Лизабетта вскочила и встала рядом с Пиппой.

Щеки Пиппы покраснели от ярости.

— Они не дадут тебе уйти.

— Пиппа! — прикрикнула Антония.

Однако та ее проигнорировала.

— Знаешь, что сделает с тобой республика? — продолжала она с усмешкой. — Тебя спустят в корзине с городских стен, и люди императора раздерут тебя на куски.

Сестра Николетта уже всерьез негодовала.

— Пиппа, прекрати! Прекрати!

— Или отведут в бордель, будешь шлюхой для наших солдат. Климент не успеет выдать тебя замуж.

Николетта отвесила Пиппе пощечину. Сестра Антония встала между двумя женщинами.

— Хватит! — приказала она.

Антония была выше и внушительнее их обеих. Пиппа непримиримо на нее смотрела.

— Вы пожалеете, что защищали ее. Она враг людей и плохо кончит.

Антония на миг окаменела, потом сказала:

— Отправляйся к себе. Иди в келью и моли Господа, чтобы простил тебе твой гнев. Оставайся там, пока я за тобой не пошлю.

Наступившую враждебную тишину нарушила пушка. Николетта уселась подле меня и положила руку мне на плечо.

Сестра Пиппа наконец-то удалилась. Лизабетта, мрачно покосившись на сестру Антонию, вернулась к своему стулу.

— И ты, — обратилась Антония к Николетте, уже более мягко, — тоже помолишься, когда будешь в часовне.

Мы все снова взялись за работу. Я позабыла о пальце, и шерсть с него свалилась. Когда я взяла алтарное покрывало, то запачкала его кровью.

Пушки гремели до темноты. В тот день к решетке в воротах примчалась паникующая мать Маддалены и подтвердила наши подозрения: армия императора окружила город.

Вечером я передала письмо Козимо Руджиери. Моя переписка с ним до сих пор ограничивалась астрологией, но отчаяние побудило меня открыть ему сердце.