Три метра над небом. Я хочу тебя - Моччиа Федерико

— Джепи, извини, я разговариваю с человеком.

— Ничего-ничего, не волнуйтесь.

Романи отхлебывает аперитив; кажется, рассказ очень его занимает.

— Пусть рассказывает.

Джепи вопросительно смотрит на меня, и тут же, не получив даже и намека на разрешение, преспокойно продолжает:

— Но у нас зато была цепь. Неплохо, правда? Кажется, они после того перестали дружить с Манчино! Ха-ха-ха! — он снова хохочет как полоумный, еще громче прежнего. — Вот было классно! Прошли те времена, все теперь не так. Теперь все тихие, сбились как овцы в стадо, ни имен, ни правил, ни понятий… Вот, к примеру, если начнешь гулять с чьей-нибудь подругой, так тот и ухом не поведет. Никаких понятий.

Это последнее умозаключение, граничащее с ностальгической горечью о прошлом, окончательно вывело меня из себя.

— Слушай, может, увидимся как-нибудь вечером?

— Конечно. Вот мой номер.

Он вытаскивает из заднего кармана джинсов карточку. Я смотрю на нее с отвращением. На карточке — номер телефона, а на обратной стороне — фото Джепи: прекрасно выполненная черно-белая фотография, представляющая его с обнаженным торсом в позе культуриста или что-то в этом роде.

— Клево, скажи? Это я в двухтысячном сделал, — и добавляет серьезно. — Мне это для работы надо.

И отступает, сделав напоследок характерный жест: подносит ко рту оттопыренный большой палец и мизинец.

— Позвони мне, Стэп, съедим по пицце. Я буду ждать!

Я киваю, натягивая улыбку. И Джепи удаляется подпрыгивающей походкой.

— По-моему он симпатичный.

Романи смотрит на меня нерешительно. Похоже, не очень-то он уверен в своем утверждении.

— Ну, по-своему… Я давно его не видел. Когда-то он был забавный.

— Когда-то? Такое впечатление, что с тех пор сто лет прошло. А на самом деле — несколько лет?

Его вопрос повисает в воздухе. На самом деле, прошло действительно сто лет. Романи допивает свой аперитив.

— Вот он идет. Это Марк-Антонио.

Странная смесь Джека Николсона и Джона Малковича. Он идет к нам, улыбается, во рту — сигарета. Короткие волосы, залысины и длинные бакенбарды на щеках. Очаровательная улыбка, хитрый взгляд. Одним щелчком он отбрасывает сигарету, и, сделав пируэт вокруг самого себя, ловко садится на свободный стул за нашим столиком.

— Ну, как дела? Я немного занудничал по телефону, да? — Он не дает Романи ответить. — Да, это мое главное дарование. Доводить человека, медленно, но верно. Это как китайская пытка: капля за каплей — и самый крепкий металл разъедает. Тут вопрос времени, главное — не спешить, а я и не спешу.

Он вынимает голубую пачку «Честерфилд лайт» и кладет ее под черную зажигалку «Bic». Марк-Антонио Мацдокка, обедневший аристократ, живущий на чистую зарплату.

Я ему вторю:

— Стефано Манчини, надеюсь, твой ассистент.

— Ассистент. Какое неблагородное слово выдумали.

Романи перебивает его:

— Может быть, для тебя и неблагородное, но он будет твоим ассистентом. Ладно, я вас оставляю. Объясни ему все хорошенько. Потому что с понедельника он приступает к работе. Мы выходим в эфир через три недели. И все должно быть как надо.

— Все будет как надо, шеф! Я принес логотип, и если вы хотите посмотреть… — Он протягивает ему маленькую папку, которая каким-то чудом появилась из внутреннего кармана его легкого пиджака.

Романи раскрывает ее. Марк-Антонио смотрит на него, уверенный в качестве своей работы. Романи доволен, но все же делает замечание:

— М-м-м, логотип светловат, и еще… Убери все эти загогулины и все эти стрелки. Не надо наворотов.

Романи уходит с папкой под мышкой.

— Он хочет, чтобы последнее слово всегда было за ним. А мы ему подыгрываем.

Он закуривает вторую сигарету. И расслабляется, усаживаясь поудобнее на стуле; достает из кармана другую папку. Открывает ее.

— Вот, смотри.

Там тот же самый рисунок логотипа, но более темный и без стрелок: именно такой, как хотел Романи.

— Видал? Уже готов. — Потом потягивается, поглядывая по сторонам. — Правда тут чудно, ты не находишь, ассистент? Смотри, какие цвета, какие женщины… вон, смотри!

Он показывает на блондинку с короткими волосами и мускулистым телом. Крепкие ноги, едва прикрытые узкой юбкой, нос великоват по сравнению с губами, глядя на которые рождаются предположения, насколько они приятны в деле.