Харбин - Анташкевич Евгений Михайлович

Сашик с удивлением смотрел на товарища, Кэндзи готов был рассмеяться.

– Вы мыслите по-другому, чувствуете свой язык не так, как мы! Ты просто посидишь рядом, мало ли какая понадобится помощь. Не с солдафонами же мне советоваться. Они насоветуют! – сказал он и снова приник к окну, Сашик тоже посмотрел в окно. – За нами должны прислать машину. – Кэндзи стал собираться.

Сашик надел пальто, кепку и повязался поверх шарфом. «Интересно, как к этой поездке отнесётся Лапищев?»

На низеньком перроне их ждали двое русских. Не говоря ни слова, они жестом пригласили следовать за ними. В машине было тесно, на заднем сиденье сидели трое – встречавший русский, в середине Сашик и справа от него Кэндзи.

По раскисшим ухабам машина долго выбиралась на окраину довольно большого посёлка и остановилась у железных ворот, водитель посигналил, и ворота открылись.

Лагерь отряда полковника Асано располагался в бывших китайских казармах и был ограждён высоким кирпичным забором с завитками колючей проволоки, намотанной на длинные железные штыри, торчавшие вовнутрь из верхнего ряда кладки. Это было похоже на стену харбинской тюрьмы.

Начиналась метель, воздух сгустился и потемнел, снег, строения, дорожки и передвигавшиеся по ним люди вблизи выглядели чёрными, а вдалеке – серыми.

– Не напоминает тюрьму? – спросил Кэндзи.

– Да уж!

Несмотря на портившуюся погоду и выходной день, передвижение по территории лагеря было довольно активным. На плацу, открывшемся из-за угла очередной казармы, спаренные шеренги занимались строевой подготовкой. В самом дальнем конце, у забора, в белом мареве косо летевшего снега были видны гимнастические турники, на них подтягивались люди, одетые в шинели и шапки, рядом с турниками в козлах стояли упёртые друг в друга штыками «арисаки».

Мимо Сашика и Кэндзи, которые шли за встретившими их русскими, протискивались по скользкому оледенелому краю узкой дорожки двое военных. Они несли в руках большие круглые плоские железные банки, похожие на селёдочные консервы. Один из них поскользнулся и, чтобы не упасть, опёрся плечом на оказавшегося рядом с ним Кэндзи.

– Извините, – тихо просипел он и прибавил ходу.

Сашик посмотрел на товарища:

– Что это?

– Не знаю! – ответил Кэндзи.

Русский, который шёл впереди, обернулся и сказал:

– Противопехотные мины. Через полчаса начинаются занятия у подрывников.

«Кому тут, – подумал Сашик, – нужно высшее образование?»

Они вошли в единственную двухэтажную свежепостроенную казарму, в которой светились все до единого окна.

– Здесь у нас штаб, – сказал сопровождавший их русский. – Пройдёмте к командиру полка, там разденетесь. Приём будет проходить в аудитории номер 12, в конце коридора на втором этаже.

Кэндзи на ходу спросил:

– Кто-то из ваших руководителей будет присутствовать?

– Да, инспектор по воспитательной работе майор Мацуока.

Вдоль стен по обе стороны от двери в аудиторию номер 12 стояло пятнадцать или двадцать молодых людей, русских, в военной форме маньчжурской армии без погон. Сашик отметил про себя, что среди них он не увидел никого из своих харбинских знакомых.

Инспектор по воспитательной работе, японский майор, уже стоял около двери в аудиторию и, слегка поклонившись, приглашал войти.

Приём кандидатов проходил быстро и формально. Кэндзи зачитал двадцатиминутный диктант, вдвоём с Сашиком они проверили тексты и сразу отсеяли большую часть экзаменуемых. Остальным Кэндзи задал по нескольку вопросов, выслушал ответы и ни про каких футуристов и символистов не спрашивал. С одним из кандидатов Кэндзи и майор разговаривали несколько дольше. Это был высокий красивый молодой человек, сын железнодорожного мастера, приехавшего на строительство дороги незадолго до революции и в августе тридцать второго года погибшего во время сунгарийского наводнения.

У молодого человека было звучное имя Аполлинарий, сочный, раскатистый голос и хорошо поставленная речь. Оказалось, что его погибший отец был старостой церкви, а сам он с детства служил в ней певчим и в последнее время – регентом. На вопрос, почему он записался в отряд Асано, Аполлинарий ответил, что хочет быть в первых рядах тех, кто будет освобождать его Родину от большевиков, а кроме того, ему нужны деньги на содержание и лечение старой матери.

Когда последний претендент вышел и в аудитории остались майор, Сашик и Кэндзи, Кэндзи сказал, что самым подходящим кандидатом он считает именно этого молодого человека. Майор снял очки, протёр их и ответил, что вопрос можно считать решённым, надо только дождаться окончания военного обучения, а в общем, он рекомендовал бы его, с учётом его грамотности и голосовых данных, диктором в русскую редакцию харбинского радио.