Гламорама - Эллис Брет Истон

— Лорен, а как же то, что было у нас вчера?

— Ты хочешь знать мое мнение?

Очень долгая пауза, во время которой я уже почти вспомнил, какая должна быть сейчас у меня реплика по сценарию, но она опережает меня:

— Вот мое мнение: ты слишком многого ждешь от окружающих. И второе: ты провалился, и в этом не виноват никто, кроме тебя.

— На меня… на меня оказывали давление, детка, — говорю я, пытаясь не разреветься. — Я… оступился.

— Нет, Виктор, — отвечает она. — Ты упал.

— Видно, что тебя это не очень волнует — верно, детка?

— Людей не очень волнуют те, кто им до лампочки, Виктор, — говорит она. — Странно, мне казалось, что тебе к этому не привыкать.

Пауза.

— Твой ответ не кажется мне… эээ, многообещающим, детка.

— Ты говоришь так, словно тебе только что вставили в язык кольцо, — устало отзывается она.

— Ну а ты как всегда излучаешь веселье и, эээ, жизнерадостность… даже по телефону, — бормочу я, опуская в прорезь очередные двадцать пять центов.

— Видишь ли, Виктор, проблема в том, что ты все понимаешь, — говорит она, — но не хочешь самому себе в этом признаться.

— Но это же не мы на снимке, — говорю я, внезапно приободрившись. — Я не знаю, в чем тут дело, но это не…

— Ты уверен? — обрывает меня Лорен.

— Кончай, — чуть не взвизгиваю я. — Что за дела, Лорен? Боже мой, это кошмар какой-то — ты ведешь себя так, словно…

— Не знаю, Виктор, но, по-моему, тебе пора очнуться и смотреть на вещи трезво, — говорит она. — Я бы не стала биться об заклад, но мне кажется, что ты начнешь смотреть на вещи трезво. Рано или поздно.

— Боже, ты говоришь это так, словно у тебя для меня припасен какой-то сюрприз.

— Виктор, — вздыхает она, — мне пора идти.

— Там не я, Лорен, — снова начинаю я. — Может быть, там и есть ты, но меня там точно нет.

— Скажем так, это человек, очень похожий на Виктора Варда. Газеты считают, что это он.

— Лорен! — кричу я в панике. — Какого черта здесь творится? Откуда вообще появилось это фото?

— Виктор, — продолжает она спокойно. — Мы больше не можем встречаться друг с другом. Мы больше не можем общаться друг с другом. Наши отношения закончены.

— Ты говоришь это так, словно подписала какое-то гребаное обязательство! — ору я.

— Ты фантазируешь, — говорит она твердо.

— Я умоляю тебя, детка, подумай еще последний раз, — говорю я, уже сквозь слезы. — Я так хочу быть с тобой.

— Виктор, поверь мне, — говорит она. — Ты этого совсем не хочешь.

— Детка, он шьет свои рубашки у…

— Знаешь, мне наплевать, у кого он их шьет, — говорит она. — Это только тебе на это не наплевать. Это только ты судишь людей по тому, у кого они шьют рубашки.

После долгой паузы я выдавливаю:

— Наверное, ты уже слышала, что случилось с Микой?

— А что случилось с Микой? — переспрашивает она равнодушно.

— Ее, эээ, убили, детка, — сообщаю я, шмыгая носом.

— Не думаю, что это было убийство, — говорит Лорея, тщательно подбирая слова.

После еще одной долгой паузы я спрашиваю:

— А что же это было?

И тогда она мрачно сообщает:

— Это была декларация.

Она явно вкладывает в эти слова гораздо больше, чем я в состоянии понять.

— Я тебя умоляю, Лорен, — шепчу я в отчаянии.

Но она вешает трубку.

Камеру останавливают, и гримерши накладывают пару глицериновых слез на мое лицо, и камера вновь начинает снимать, и заранее отрепетированным жестом я бросаю трубку на рычаг так, что она выскальзывает у меня из руки и повисает на шнуре, а затем я медленным движением поднимаю трубку и тупо гляжу на нее. Сцена снята, и мы переходим к следующему эпизоду.

3

Хлое позволяет консьержу впустить меня только после того, как режиссеру удается уговорить Эштона пройти со мной сцену еще один раз, поэтому я уже в курсе, что, когда сегодня Хлое не вышла на подиум, это вызвало грандиозный шум. «Hard Copy», «Inside Edition», «A Current Affair», «Entertainment Tonight» и «Nightline» звонят весь день напролет, поэтому Хлое уезжает в Кэньон-Ранч на две недели с Бакстером Пристли, а в лифте режиссер, который уже сыт мной по горло, шипит мне на ухо: «Изображай страдание», и я изо всех сил стараюсь, но мне удается изобразить только легкую грусть, и когда я неуверенно смотрю прямо в камеру, она уплывает вверх и следует за мной, пока я иду по коридору, ведущему к лофту Хлое.

В лофте так холодно, что зуб на зуб не попадает, несмотря на то, что включены все осветительные приборы. Оконные стекла покрыты толстым слоем льда, на шкафчиках в кухне и гигантском стеклянном кофейном столике лежит слой изморози, пол местами скользкий. Телефон постоянно звонит, стараясь перекричать включенный телевизор в спальне Хлое, и когда я захожу туда, чтобы выключить его, показывают как раз рекламу сегодняшнего выпуска «Шоу Патти Уинтерс» — ведущая держит на руках четырехлетнего ребенка-калеку, в то время как на заднем плане играет песня Бетти Мидпер «From a Distance», а затем возобновляется показ какого-то сериала на том месте, где один персонаж говорит другому: «Как ты мог так поступить?!», и тогда я медленно направляюсь в ванную комнату, но Хлое нет и там. Ванна наполнена пеной, а на краю раковины стоят две пустые упаковки из-под мороженого Ben & Jerry's Chubby Hubby, рядом с устройством для отбеливания зубов, а неподалеку лежит еще большое ручное зеркало, в которое я, слегка запаниковав, начинаю глядеться, но тут Хлое входит в ванную, я резко оборачиваюсь, а телефон все звонит и звонит.