Престиж - Прист Кристофер

– Теперь видите? – гаркнул отец.

– Отключи, Виктор! – взмолилась мама.

– Мистер Борден сам этого хотел! Вот, полюбуйтесь, мистер Борден. Удостоверились?

Борден все так же неподвижно стоял в двух шагах от извивающегося электрического разряда. Мальчик по-прежнему был у него на руках. Я видела искаженное гримасой лицо Ники и знала, что он напуган не меньше меня.

– Это ничего не доказывает! – выкрикнул Борден.

В ответ отец дернул большой железный рубильник, прикрепленный к стойке внутри агрегата. Электрические щупальца выросли вдвое и с новой силой заплясали вокруг деревянной ограды.

– Спускайтесь ко мне, Борден! – позвал мой отец. – Спускайтесь и убедитесь сами!

К моему изумлению, отец вылез из ямы и шагнул в промежуток между досками. С ужасным шипением к нему мгновенно устремилось несколько сверкающих волокон, которые оцепили его, словно огненные змеи, а может, тонкие языки пламени. Казалось, он слился с электричеством и даже сам начал светиться изнутри, стал похож на жуткого огнедышащего дракона. Сделав еще один шаг, он выбрался из деревянной клетки.

– Да вы никак струсили, Борден? – прохрипел он.

Я находилась так близко от отца, что видела, как волосы у него на голове неестественно торчат вверх и даже выбивающаяся из-под манжет растительность тоже стоит дыбом. Костюм на нем странно вздулся, как рвущийся к небу воздушный шар, а кожа после купания в электричестве излучала – так мне показалось от ужаса – ровное голубое свечение.

– Будьте вы прокляты! – вырвалось у Бордена.

Он повернулся к нашему отцу и сунул ему в руки объятого ужасом ребенка, который понапрасну цеплялся за родительскую одежду. Наш отец без всякого желания принял мальчика в охапку. Ники завизжал и стал вырываться.

– Прыгайте немедленно! – заорал отец Бордену. – Остались считанные секунды!

Борден шагнул вперед и остановился у кромки электрической зоны. Наш отец оказался рядом с ним; ребенок тянулся к своему родителю с истошными криками. Синие змейки разрядов мельтешили в ничтожной доле дюйма от Бордена. Волосы у него взъерошились; кулики сжимались и разжимались. На миг он уронил голову – и тут же одна из змеек бросилась на него, пробежала по шее, плечам и спине, а потом с шипением и треском ушла в пол между его ступнями.

Он в страхе отскочил, и на меня нахлынула жалость.

– Не могу! – простонал он. – Отключите эту чертову штуку!

– Но вы же сами этого добивались, не так ли?

Распалившись, отец ринулся в смертоносную гущу электричества. И его, и маленького Ники тут же обвил десяток щупалец, заряжая обоих мертвенно-голубоватым свечением. Волосы у отца вздыбились, придавая ему дьявольский вид. Таким я его еще не знала.

Он разжал руки – и ребенок полетел в яму.

А наш отец отступил назад от зловещего огненного вала.

Ники отчаянно барахтался в воздухе; он издал последний крик – вопль ужаса. Это был выплеск чистейшего страха, неизбывной муки и полной обреченности.

Прежде чем дитя ударилось о землю, аппарат изрыгнул ослепительную вспышку. Над проводами взвились языки пламени; от грохота у меня заложило уши. Деревянную клетку будто вспучило, и щупальца электрических разрядов, отступая, заскрежетали, словно железом по стеклу.

Все было кончено. Только тяжелый голубой дым лениво расползался под сводами подвала. Аппарат умолк и застыл. Под ним, на бетонном полу, недвижно лежал Ники.

А где-то вдали, слышалось мне, все еще отдавался эхом его душераздирающий крик.

Глава 3

От нестерпимого блеска электрических разрядов у меня перед глазами плыли темные пятна; в ушах звенело от невыносимого грохота; рассудок помутился от шока.

Я устремилась к дымящейся яме. Треск и скрежет умолкли, осталась только затаенная угроза, но меня все равно неотвратимо тянуло к адскому зеву. Вскоре я уже стояла у кромки, рядом с мамой. Рука моя сама собой потянулась вверх и привычно ухватилась за материнские пальцы. Мама тоже безотрывно смотрела вниз, содрогаясь и не веря своим глазам.

Ники был мертв. Смерть заморозила его рот в крике; ручки неестественно выгнулись, будто все еще цеплялись за воздух. Это зрелище представилось мне как фотография, запечатлевшая его последние мгновения. Младенец лежал на спине. Наэлектризованные волосы торчали пучками вокруг окаменевшего личика.

Вне себя от горя, злости и отчаяния, Клайв Борден с нечеловеческим воплем спрыгнул в яму. Он обнял безжизненное тельце сына, попытался осторожно распрямить его крошечные конечности, повернул ладонями голову и прижался лицом к детской щечке, сотрясаясь от безудержных рыданий.