V. - Пинчон Томас

В половине второго раздался телефоный звонок. Звонил Стенсил.

— Стенсила только что подстрелили, — сообщил он.

Ну и ну, частный сыщик!

— С тобой все в порядке? Ты где? — Он дал ей адрес — восточное окончание Восьмидесятых улиц. — Сиди и жди. Мы сейчас приедем.

— Он не может сесть, понимаешь? — И повесил трубку.

— Пойдемте, — сказала она, хватая плащ. — Смешно, захватывающе и страшно! Стенсила ранили, пока он проверял догадку.

Фу присвистнул и хихикнул:

— И догадка начала отстреливаться.

Стенсил звонил из венгерского кафетерия на Йорк-авеню, известного под названием "Венгерский кафетерий". В этот час единственными посетителями были две престарелые дамы и полицейский не при исполнении. У женщины за прилавком были помидоровые щечки, а с лица не сходила улыбка — она, похоже, относилась к тому типу продавщиц, которые всегда дают добавку бедным взрослеющим мальчикам и питают материнские чувства к бродягам, предлагая им бесплатные наполнители к кофе, хотя на самом деле в этом районе жили лишь богатые детки, а бродяги попадали сюда чисто случайно и, сознавая это, спешили "гулять дальше".

Стенсил чувствовал себя неловко: возможно, ему грозила опасность. Несколько дробинок из первого заряда (от второго он хитроумно увернулся, плюхнувшись на дно трубы) рикошетом угодили ему в левую ягодицу. Нельзя сказать, чтобы ему не терпелось присесть. Сложив водонепроницаемый костюм и маску возле берегового устоя на Ист-Ривер- драйв, он причесался и разгладил одежду у ближайшей лужи под ртутным светом. Ему было интересно — насколько презентабельно он выглядит. Не очень хорошо, что здесь сидит этот полицейский.

Стенсил вышел из телефонной будки и осторожно поместил свою правую ягодицу на стул у стойки. Он старался не моргать, надеясь, что внешность человека средних лет послужит оправданием сыплющемуся песочку. Он заказал чашку кофе, закурил сигарету и отметил, что рука больше не дрожит. Пламя от спички сияло чистым светом, имело коническую форму и не колыхалось. "Стенсил, ты крут, — сказал он себе. — Но Боже мой, как они умудрилились добраться до тебя?"

И это было хуже всего. Стенсил встретился с Цайтсуссом совершенно случайно по пути к Рэйчел. Пересекая Колумбус-авеню, он заметил на противоположном тротуаре пару нестройных шеренг, к которым с пламенной речью обращался Цайтсусс. Стенсила очаровывали любые организованные формирования, особенно нерегулярные. А эти походили на революционеров.

Он прешел через улицу. Шеренги уже развалились, и люди разбрелись. Цайтсусс стоял, наблюдая за ними, потом обернулся и увидел Стенсила. Свет на востоке отражался в линзах очков Цайтсусса и делал их бледными и пустыми.

— Ты опоздал! — окликнул его Цайтсусс.

"Наверное, и впрямь опоздал, — подумал Стенсил. — На много лет."

— Видишь бригадира Шмяка? Вон тот парень в клетчатой рубахе.

Тут Стенсил осознал, что он уже три дня не брился и в течение того же времени спал прямо в одежде. Не зная, что и думать, даже готовясь к поражению, он подошел к Цайтсуссу, улыбнувшись министерство-иностранных-деловской улыбкой своего отца.

— Я не ищу работу, — произнес он.

— Ты — лайми, — сказал Цайтсусс. — Последний лайми, который у нас работал, мочил аллигаторов голыми руками. Вы — ребята что надо. Почему бы тебе один денек не попробовать?

Естественно, Стенсил спросил — что, собственно, попробовать, — и контакт был налажен. Вскоре они уже сидели в конторе, занимаемой Цайтсуссом на паях с какой-то невнятной расчетной группой, и разговаривали о канализации. Стенсил вспомнил, что в одном из парижских досье содержалось интервью с бывшим служащим Collecteurs Generaux, работавшим в канализации под бульваром Сен-Мишель. Тот человек, хоть и немолодой, отличался потрясающей памятью и рассказывал, как незадолго до начала Первой мировой во время одного из обходов, совершаемых им раз в полмесяца по средам, встретил женщину, и она вполне могла оказаться В. Поскольку Стенсилу уже один раз повезло с канализацией, то он решил, что еще попытка не помешает. Бригада вышла на перерыв. Время едва перевалило за полдень. Шел дождь, и завязался разговор вокруг канализационных историй. Немногочисленные «старики» делились воспоминаниями. Не прошло и часа, как кто-то упомянул о Веронике — любовнице священника, мечтавшей стать монахиней, имя которой в дневниках обозначалось инициалом.