Те же и Скунс – 2 - Воскобойников Валерий

Когда он вернулся в комнату и принёс (вернее, привёз) одноразовые стаканчики с чаем, Скунс сидел на том же месте, поглядывая в окно. За окном была темнота, но Ваню не оставляло жутковатое ощущение, будто его гость ВИДИТ. В том числе спиной и сквозь стены. Вторым, третьим, неизвестно каким зрением… И легенды, бытующие об этом человеке, суть правда.

От первого и до последнего слова.

– Я, знаете ли, немного стеснён сегодня во времени… – похвалив чай и коронную Ванину выпечку, сказал наёмный убийца.

– Момент. – Резников выложил на стол простой картонный скоросшиватель. Скунс развернул его и принялся с интересом изучать содержимое.

– Юридического управления… – пробормотал он погодя. И фыркнул, поднимая глаза: – Ну до чего должность опасная, а, Иван Борисович?

Электронщик невольно поёрзал в никелированном кресле:

– Его предшественница… если мне память не изменяет… Вишнякова Полина Геннадиевна… от естественных причин, как я слышал. От сердечного приступа…

– Ага, – ехидно кивнул Скунс. – От него самого. И, что характерно, наверняка тот же заказчик. Нынешний зам, Гнедин. Я угадал?

Заказ, строго говоря, исходил не от самого зама, но от людей весьма к нему близких. Ваня так и ответил киллеру… и вдруг вспомнил, что несколько месяцев тому назад Скунс проявил к Владимиру Игнатьевичу Гнедину личный, вроде бы никакими обстоятельствами не спровоцированный интерес. Интерес был проявлен ещё к некоторым персонам. И одна из персон, а конкретно известный питерский бизнесмен Михаил Иванович Шлыгин, уже отправилась (причём весьма неприятно и драматично) к Господу Богу. Из чего следовало…

А вот что из этого следовало, о том Ваня Резников стал бы распространяться только под пытками. Да и тогда постарался бы молчать до последней возможности.

– Вишнякову с дороги убрал, теперь Галактионова мылится… – неодобрительно качая головой, продолжал рассуждать Скунс. – Я так понимаю, Иван Борисович, лезет наш Гнедин к какому-то ужасно сладкому пирогу…

Кроме фотографии Валерьяна Ильича Галактионова и разной технической информации, могущей пригодиться в киллерском деле, папка включала достаточно полную биографию «видного деятеля законности». Этот раздел Скунс пролистал бегло – наверное, ничего принципиально нового для него материалы не содержали.

– …А коли знаешь место, где раздают пирожки, – делись, – довершил начатую мысль наёмный убийца. – А то как-то не по-товарищески получается. Согласны?

Взял карандаш и подправил цифру, означавшую его гонорар, превратив тройку в восьмёрку. Сумма сделалась достаточной, чтобы купить средненький «Мерседес».

– С детства жадин не переношу, – подытожил Скунс. – В моё время таких в пионеры не принимали. Ну, Иван Борисович, спасибо за угощение. Побежал я.

Ваня взял со стола опустевшие стаканчики из-под чая и пластмассовое блюдечко, на которое выкладывал сдобные плюшки. Вертанул своё кресло и отправил всю посуду в горящий камин… Так он по наитию поступил, когда самый первый раз принимал у себя Скунса, и киллер, кажется, по достоинству оценил его жест.

– Иван Борисович, две просьбы… – сказал он, остановившись в дверях.

– Я вас внимательно слушаю…

– Первая: если не сложно, узнайте мне, пожалуйста, все подробности об одной замечательной женщине. Некая Нечипоренко Алевтина Викторовна. Её в ленинградских новостях недавно показывали…

– Сделаем, – пообещал Ваня. – А вторая? Скунс вытащил из кармана джинсов мятую беленькую бумажку:

– Вот… Если сможете мне такие лампы достать, буду премного вам благодарен.

Резников взял список и заинтересованно просмотрел.

– Господи, древность какая! – изумился он погодя. – Да вы, не иначе, раритетами торговать собрались?

Тут он прикусил язык, ибо от греха подальше давно уже зарекался своего гостя о чём-либо спрашивать. Однако Скунс лишь понимающе улыбнулся.

– Есть у меня друг, – доверительно поведал он Ване. – В Швеции. Помешанный на доисторических ламповых усилителях… Говорит, только они настоящий звук и дают. Ну а лампы такие где в наше время можно достать? Только в России…

Проводив гостя, Резников углубился в список подробнее. Пятнадцать лет назад, когда он учился на факультете вычислительной техники, лампы составляли основное содержание курса лекций по электронным приборам. Транзисторы, как он помнил, были удостоены куда меньшего внимания, а уж микросхемы и вовсе остались едва упомянутыми. Хотя и в те времена применяли их для компьютеров сугубо в обратной пропорции… Насколько Ване было известно, методика преподавания на сегодняшний день не особенно изменилась.

Поддавшись небезопасному любопытству, он вытащил с полки толстый справочник, предназначенный исключительно для служебного пользования, и проверил, где в действительности применялись Скунсовы лампы. К его некоторому разочарованию, ничего стратегического не обнаружилось. Пентоды и триоды, снятые с производства задолго до Ваниного рождения, в самом деле когда-то использовались в звуковых усилителях… И ещё в телевизорах.

Ваня убрал книгу на полку и сказал себе, что всё это его отнюдь не касалось. И был, естественно, прав.

Над открытым манежем горел одинокий фонарь, и плакучие берёзы, отступавшие в темноту, казались особенно пышными от инея, таинственными и высокими. Внизу, под горкой, было хорошо видно шоссе и автомобили, спешащие по нему с включёнными фарами. А из лошадиных ноздрей облачками валил густой пар, и лучи одинокого фонаря зажигали в этих облачках расплывчатые бледные радуги.

Всё остальное было ужасно.

Когда выяснилось, что Роман Романович переходит работать из Удельной в Парголово, в новую конную школу, Стаська решила последовать за тренером и объявила об этом дома. «Совсем уже на край света! – возмутилась Нина Степановна. И развернула загодя отложенные „Ведомости“. – Вот смотри, прямо здесь рядом есть, на Московском шоссе. Как хорошо!»

Московское шоссе Стаську не вдохновило. «Я у Романа Романовича заниматься хочу», – сказала она.

«Тоже мне какая великая спортсменка, только у своего тренера!.. Ты сколько на лошади-то сидела? Три раза?»

«Четыре!»

«Ну и не всё тебе равно, куда в пятый…»

«Не всё равно», – заупрямилась Стаська. Дело было, конечно, не в её спортивном величии и даже не в особых качествах тренера. Стаська попросту ещё вовсю боялась и самих лошадей, и такого малознакомого и непривычного процесса езды. А теперь вдобавок новое место! Тут поневоле захочешь хоть что-то сохранить неизменным. Тем более тренера, к которому Стаська успела проникнуться полным доверием…

Всё это она очень хорошо чувствовала, но разумными формулировками, способными дойти до её опекунов, облечь не умела.

«Стасик, ты вот ещё о чём подумай, – вмешался Валерий Александрович. Он был по обыкновению рассудителен. – Дядя Лёша оказал нам очень большую любезность, согласившись с тобой поездить в Удельную. Но Парголово…»

«Он мне сказал, ему самому интересно было смотреть!..»

«Конечно, сказал. Дядя Лёша воспитанный человек и не стал жаловаться, что мы его затрудняем. Но нам-то с тобой не мешает подумать…»

«А туда, между прочим, и без машины очень легко добираться. На метро до конца и потом две остановки на междугород… на пригородном автобусе! И маршрутки ходят!..»

«Нет, Стасик. Ты никак не хочешь понять…»

Разговор мог зайти далеко и даже приобрести черты этакого подросткового бунта. Стаська жила с опекунами не первый год и заранее знала, как станут развиваться события. Сейчас ей объяснят, что дядя Валя не сможет всё время с ней ездить из-за работы, тётя Нина – из-за болезни, а дядю Лёшу просить – уже последнее свинство. Она на это ответит, что сама достаточно взрослая, не потеряется по дороге (через полгода ей должно было стукнуть тринадцать). Тётя Нина придёт в ужас и вспомнит сорок два случая, когда такие вот девочки очень даже терялись: как раз на той неделе фото было в газете, ушла из дома и не вернулась, мне, может, разыскать, чтобы ты посмотрела?.. И так далее и тому подобное, пока тётя Нина не выкатит последний убийственный аргумент. Насчёт того, что Стаськина покойная мама была бы всем происходящим весьма недовольна.

Стаська про себя полагала, что это уже удар ниже пояса. Но контрдоводов тут не было и быть не могло, и очень хорошо, что конфликт в тот вечер на максимальные обороты не вышел. Ещё на стадии обсуждения ужасов пригородного автобуса (и особенно маршруток) его прервал звонок в дверь.

«Парголово? – спросил дядя Лёша. – А что, я на этой неделе как раз в ту сторону собирался…»

И вот она была тут. И уже не впервые задумалась, а надо ли ей было так рваться сюда.

Ибо Роман Романович с ходу объявил её подготовленной всадницей и выпустил в общую группу – поставил, как выражаются конники, в смену. То есть прощай относительно спокойное кружение на корде, другой конец которой держит надёжная страхующая рука. И снисходительный «нянька» Вольфрам, казавшийся теперь таким родным и понятным. Между Стаськиными неуверенными коленями перекатывались бока совершенно незнакомого мерина по имени Пахарь, и призывал животное к порядку лишь повод, с которым «подготовленная всадница» толком обращаться-то не умела. Время от времени Стаська вспоминала, что помощи в случае чего ждать будет особо неоткуда, и у неё пересыхало во рту. В общем, праздничный ужас первых индивидуальных занятий сменился буднями повседневной РАБОТЫ. Время от времени Стаська спрашивала себя, зачем вообще ей это надо. Знаменитой спортсменкой ей ведь всё равно хоть тресни не стать…