Братство камня - Гранже Жан-Кристоф

У Дианы учащенно забилось сердце:

— Где?

— В оленях. В телах убитых оленей. Мужчины, женщины, дети укрылись среди внутренностей и ждали, когда белые уйдут. Поверьте: от народа, способного на такие поступки, можно ждать чего угодно.

Рассказ русского выглядел абсолютно правдивым. Диана подумала о технике убийств: рука, запущенная внутрь жертвы. Все было связано. Все со всем. Она угадала истину.

— В семьдесят втором вы использовали токамак как машину для убийства, — отчеканила она. — А вчера сделали это снова, чтобы устранить меня.

Русский медленно кивнул:

— Достаточно было открыть перемычку, чтобы запустить турбины и генераторы переменного тока. Как только появилось электричество, я просто пустил в ход остатки трития. Камера оставалась под давлением, так что выброс был неизбежен.

— Почему вы меня просто не убили?

— Наша история писалась под знаком кольца. Один раз мы убили благодаря токамаку. Мне показалось логичным использовать его еще раз.

— Вы просто шайка убийц.

Диана оглянулась на Джованни. Итальянец выглядел ошеломленным и завороженным потоком вылившейся на них информации. Они знали, что умрут, но жаждали узнать продолжение истории.

Гипнолог вернулся к рассказу:

— На следующий после аварии день мы закрыли облученное помещение и продолжили опыты. И тогда случилось чудо. Солдаты, охранявшие склады, где разместили выживших, сообщили о чудесных исцелениях.

Диана перебила его:

— И вы поняли, что, устроив несчастный случай, выманили цевенских шаманов на свет божий. Что в долине обитали силы, с которыми вы даже не надеялись встретиться. И что находились они на расстоянии вытянутой руки от вашей лаборатории.

— Ирония судьбы, — улыбнулся Саше. — Мы поймали колдунов, когда те возвращались в горы со своими пациентами. Мы были уверены, что с их помощью проникнем наконец в тайны иной реальности. В тайны пси-Вселенной.

Диана закрыла глаза. Она подошла к последним вратам тайны.

— Как вы украли их способности? — спросила она.

— Благодаря двум французам, — вибрирующим от возбуждения голосом ответил Мавриский.

Диана открыла глаза. Она не ожидала ничего подобного.

— Что за французы?

— Малин и Садко, — вступил в разговор Саше. — Это были их русские псевдонимы. Психологи-перебежчики, разделявшие наши идеалы. Они участвовали в наших кровавых опытах, но не слишком усердствовали. Когда привезли цевенов, они предложили другую методику.

— В чем она заключалась?

— Это была идея Садко: сила шаманов существовала на ментальном уровне, так что разгадать тайны можно было, только проникнув в их разум. Изучив их… изнутри.

— Каким образом?

Русский покачал головой:

— Мы должны были сами стать шаманами.

Мавриский напоминал безумного матроса с «Летучего голландца». Саше заговорил спокойнее:

— Идея французов состояла в приобщении к цевенским обрядам. Мы должны были стать колдунами, чтобы шагнуть за грань сознания. По мнению Садко, настал момент великого перехода.

Диана готова была проглотить безумное объяснение. В каком-то смысле оно выглядело самым правдоподобным. Но логика событий все еще ускользала от нее.

— Как вы могли рассчитывать, что арестованные шаманы посвятят вас в свои тайны? — спросила она.

— У нас был посредник.

— Кто?

— Евгений Талих.

Диана нервно расхохоталась:

— Талих? Человек, которого вы бросили в лагерь и братьев которого убили?

Мавриский сделал еще один шаг и оказался в нескольких сантиметрах от Дианы: она могла во всех деталях разглядеть его орлиное лицо.

— Вы правы. — неожиданно мирно согласился он. — Мерзавец никогда не стал бы даже разговаривать с нами. Пришлось использовать другой метод.

— Какой метод?

— Мягкий.

— Эта роль отводилась Садко.

— Что за бред вы несете? Как Садко мог смягчить Талиха?

Мавриский вздернул брови — он выглядел искренне удивленным.

— Я не сообщил вам пикантную деталь, — хмыкнул он.

— КАКУЮ ДЕТАЛЬ?! — выкрикнула Диана. Ее ярость сражалась с холодным спокойствием, рассудок — с безумием.

— Садко — женщина.

— Же… женщина? — повторила Диана.

Справа от нее раздались шаги. Диана обернулась, вглядываясь в остававшееся в тени пространство. Все время, что длилось их приключение, она была сильной, умной и хладнокровной, но в это мгновение снова стала сутулой, неловкой, застенчивой девушкой.

— Мама? — спросила она, обращаясь к выходившему на свет человеку.

Никогда еще она не казалась ей такой красивой.

Сибилла была в теплом белом комбинезоне дорогой итальянской марки, как всегда элегантная и безупречная во всем… кроме лица. Светлые волосы под красной шапочкой выглядели почти белыми, даже бесцветными, лишенными жизни. Ясные светло-голубые глаза напоминали ледяные шарики. Диана не нашлась, что сказать, и повторила:

— Что ты здесь делаешь, мама?

Сибилла Тиберж улыбнулась:

— Это главная история моей жизни, дорогая.

Диана заметила, что мать, как и двое других, вооружена пистолетом, и узнала модель — это был «глок», из такого же она стреляла в Фонде Брюнера. Эта деталь странным образом придала ей сил.

— Рассказывай, — приказала она. — Мы заслуживаем правды.

— Неужели?

— Да. По той простой причине, что добрались сюда, чтобы выслушать ее.

Ответом на эти слова стала еще одна улыбка — привычный равнодушный оскал, который с юности так ненавидела Диана.

— Ты права, но боюсь, рассказ окажется слишком долгим…

Диана обвела взглядом зал: цепи, саркофаги, хирургический стол.

— У нас впереди вся ночь, так ведь? Думаю, ваш опыт начнется только на рассвете.

Сибилла кивнула. Русский и чех подошли к ней и встали рядом. В помещении было так холодно, что пар дыхания мгновенно оседал в воздухе мелкими кристалликами. Коричневая ушанка и белая шапочка заиндевели. Застывшие как изваяния рядом с матерью мужчины показались Диане устрашающе совершенными, но больше всего ее поразило обожание в глазах палачей.

— Мне кажется, ты не понимаешь, что в моей судьбе всегда было главным, не знаешь, что вело меня по жизни.

— Откуда такая уверенность?

Сибилла бросила отстраненный взгляд на Джованни и снова взглянула в глаза дочери.

— По той простой причине, что тебе ничего не известно об эпохе моей молодости. Ваше поколение — пустая порода, сухая лоза. Вы не мечтаете, не питаете надежд и даже ни о чем не сожалеете. Ни о чем.

— С чего ты это взяла?

Сибилла как будто не услышала вопроса дочери.

— Вы живете в эпоху потребления и золоченого материализма. Вас если что и волнует, так только вы сами. — Она вздохнула. — Возможно, это наша вина — мы были слишком пылкими, страстными, восторженными… на вашу долю ничего не осталось.

Диана почувствовала, как в ней пробуждается привычный гнев:

— О какой мечте ты говоришь?

Сибилла ответила удивленным молчанием, как будто пыталась оценить всю меру невежества дочери, а потом произнесла с пафосом в голосе:

— О революции. О революции, кладущей конец социальному неравенству. О власти пролетариата. О богатствах, которые революция отдает в руки тех, кто их производит, уничтожая эксплуатацию человека человеком!

Диана была потрясена. Так значит, подоплека всего этого дела, разгадка кошмара заключается в слове из пяти слогов. Раздражение в голосе ее матери усилилось:

— Да, детка, революция! Она была не бесплотной иллюзией, а вполне материальной яростью. Революция могла разрушить политическую систему, державшую в подчинении страны и подавлявшую дух народа. Мы могли освободить человека из его социальной и интеллектуальной темницы. Построить справедливый, благородный, мыслящий трезво и ясно мир. Кто осмелится утверждать, что это была не самая великая и не самая чудесная мечта на свете?

Диана не верила своим ушам: сейчас с ней говорила не буржуазка с бульвара Сюше. Такую Сибиллу она не знала. Мать никогда не рассуждала при ней ни о коммунизме, ни даже о политике. Но теперь это неважно. Сейчас она узнает историю жизни этой женщины и все поймет.

— В шестьдесят седьмом мне исполнился двадцать один год. Я писала работу для получения лицензиатскои степени на психфаке Нантерского университета и была обычной мещаночкой, правда, душой и телом преданной идеалам своего времени. Больше всего меня тогда интересовали коммунизм и экспериментальная психология. Я одинаково пылко мечтала отправиться в Москву, на родину победившего социализма, и в американский университет Беркли, где химики пытались проникнуть в тайны неизученных зон человеческого мозга, используя ЛСД и медитацию.