Братство камня - Гранже Жан-Кристоф

Она в последний раз взглянула на лицо человека с серебристо-седыми волосами. По телефону он сказал: «Возможно, вы увязли в этом деле гораздо глубже, чем думаете…» Что он раскопал? Диана была потрясена и совершенно растеряна. Она подумала об Ирен Пандов. Рольфе фон Кейне. Филиппе Тома. О трех мужчинах, которых убила. Как объяснить свою роль в этом побоище? Диана вдруг почувствовала себя ядовитым цветком, разрушающим вокруг себя все и вся. К глазам подступили горючие слезы. Она прогнала их и бесплотной тенью скользнула в коридор.

Диана вдруг вспомнила, что ее фамилия значится в журнале регистрации посетителей, и поняла, что пропала. По всему выходило, что она последней встречалась с жертвой. Нужно бежать. И как можно скорее.

Диана пересекла внутренний двор и незаметно выскользнула через боковой выход. По набережным Орфевр и Марше-Нёф она добежала до площади Нотр-Дам и остановилась перед больницей Отель-Дьё. Свет, лившийся из высоких сводчатых окон, придавал светлому фасаду праздничный, торжественный и одновременно легкомысленный вид.

Ее резанула мысль о Люсьене. Она не может покинуть сына, хоть и считает, что он вне опасности. Кто встретит мальчика в мире живых, когда он очнется? Кто о нем позаботится? С кем он станет говорить, пока Диана не вернется — если вообще вернется? Она вспомнила о молодой тайской студентке, которая нянчилась с Люсьеном в первые недели его жизни в Париже.

Потом ей в голову пришла другая мысль, и она вошла в телефонную кабину. Через стекло Диана видела леса на башнях Нотр-Дам: в темноте они напоминали гигантские ширмы. Фонари у подножия собора походили на светящиеся спелые фиги. На мгновение ей в голову пришла мысль об акупунктуре и ее ключевых точках, через которые высвобождалась жизненная энергия человеческого тела. По парижской типологии, паперть Нотр-Дам могла считаться одной из таких точек. Местом, где царят свобода и полная беззаботность.

Она набрала номер сотового. После третьего гудка ей ответил знакомый голос. Она выдохнула: «Это я…» — и услышала в ответ поток упреков и жалоб. Сибилла Тиберж сразу показала, что остается хозяйкой положения. В ее словах смешались гнев, возмущение, участие, приправленные капелькой отстраненности, и это при том, что Диана ясно слышала гул голосов: ее мать с кем-то ужинала.

— Хватит, мама. Я позвонила не для того, чтобы ругаться. Выслушай меня очень внимательно. Хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

— Пообещала?

— Поклянись, что позаботишься о Люсьене.

— Конечно… но почему… что ты…

— Ты должна быть рядом, пока он не поправится. Защищать, что бы ни случилось.

— Ничего не понимаю. Ты…

— Пообещай!

— Я… я обещаю. Но ты, что ты… — Сибилла была совершенно сбита с толку.

— Я должна уехать.

— Что значит — уехать? Куда уехать?

— То и значит.

— По работе?

— Не настаивай, мама.

— Дорогая, Шарль сказал, что ты ведешь…

Наверное, она рехнулась, когда решила довериться отчиму. Шарль тут же все пересказал жене, и они с удовольствием обсудили ее помрачившийся рассудок. Мысленно Диана представляла себе мать и отчима в виде трогательного клубка змей.

Не вдаваясь в подробности, она сообщила Сибилле, что второй Люсьен, маленький мальчик семи лет, тоже был недавно усыновлен и теперь потерял приемную мать. Диана продиктовала фамилии и адреса и взяла с матери слово, что она будет интересоваться судьбой сироты.

Ей следовало предупредить мать о возможных подозрениях полиции на свой счет, о тянущейся следом за ней веренице смертей, но у нее не было на это времени. Диана колебалась, понимая, что должна попросить у Сибиллы прощения за агрессивность, раздражительность и враждебность, но так и не сумела переломить себя.

— Я на тебя рассчитываю… — Больше она ничего не сказала и повесила трубку.

Диана стояла в телефонной кабине, глотая горькую слюну, и задавала себе вопрос, который мучил ее с юности: права ли она, что так относится к матери? Виновата Сибилла в ее сломанной судьбе или нет? Ответа Диана как всегда не нашла и лишь бессвязно выругалась.

Вверх по улице Сите с воем мчались две патрульные машины. Диана восприняла это как предупреждение. Тело Ланглуа вот-вот обнаружат. Она набрала номер справочной:

— Переключите меня на службу бронирования билетов аэропорта Руасси-Шарль-де-Голль.

Через секунду ей ответил женский голос. Она разглядывала свою левую руку. Кровь под ногтями. Выступающие вены. Рука старухи.

— Поищите ближайший рейс любой компании на…

— Да, мадам?

Она снова взглянула на свои пальцы и ладони.

Рука старухи.

Но эта рука не дрожала.

— …Москву.

Шереметьево-2, зал прилетов.

Московский международный аэропорт.

Два часа ночи, пятница, 15 октября 1999 года.

Диана шла в толпе пассажиров к зоне выдачи багажа, дрожа от холода в осенней куртке. Она успела на последний рейс «Аэрофлота», вылетавший в 22.30, и теперь стояла на российской земле. Она знала Москву, и это было ее единственным козырем. Диана дважды приезжала в столицу России. Первый раз — в 1993-м, на конгресс по фауне Сибири, организованный Академией наук. Второй раз она была здесь проездом на Камчатку. На обратном пути из экспедиции она провела в этом городе потрясающую неделю. Семь дней — это очень мало, но название гостиницы — «Украина» — Диана запомнила.

Около трех утра прибыл багаж. Пассажиры ворчали, высматривая свои вещи: полутемный зал с низким потолком больше всего напоминал склеп, и людям приходилось светить себе зажигалками.

Диана быстро нашла свою сумку. В Париже она успела заскочить домой, второпях собрала одежду и взяла спутниковый телефон. У нее оказалось всего восемьсот долларов, так что пришлось опустошить банковский счет. Сняв семь тысяч франков через банкомат, Диана испытала странное чувство освобождения. Так, наверное, чувствует себя самоубийца, бросаясь вниз с крыши небоскреба.

Диана вышла из здания аэропорта и тут же перекочевала из осени в зиму. От холода ломило зубы, ныли виски, коченели руки. Над дорогой повис морозный туман. У горизонта земля и небо сливались в сумерках воедино.

Такси на стоянке не было, но Диана знала московские обычаи. Она прошла мимо толпы туристов, остановилась у бортика и, увидев первую же машину, замахала руками над головой. Водитель не остановился. Диане повезло с третьего раза: старенькие «жигули» с погашенными фарами затормозили, она назвала адрес, показала доллары, и дело было сделано. Диана устроилась на потертом сиденье, поставила сумку на колени, надвинула шапочку на глаза, и они помчались навстречу ночи.

Машина ехала по пустынному шоссе мимо призрачных берез и спящих домов к кольцевой дороге. На пустырях горели костры, загородный туман уступил место выхлопным газам тяжелых грузовиков. Видимость была не больше пяти метров, время от времени их с грохотом обгоняли тяжелые фуры. Диана вспомнила аварию, которая едва не стоила жизни Люсьену, и содрогнулась. Водитель, не проронивший ни слова с момента отъезда из Шереметьева, почувствовал, что она занервничала, и включил радио. Тяжелый рок обрушился на прыгавший на ухабах «жигуленок». Диана готова была сорваться, но тут машина покинула пандус и покатила в город.

Диана помнила дорогу из Шереметьева: они должны были ехать по Ленинградскому шоссе. Впереди появились мириады огней: яркие витрины магазинов походили на пещеру Али-Бабы. Рекламные щиты обольщали потребителей. Город сиял неоновыми огнями. В этом ночном электрическом буйстве было нечто сюрреалистичное, как будто сам капитализм во плоти подмигивал москвичам, призывая их тратить деньги не жалея, пусть даже большинство людей едва сводило концы с концами.

Диану удивляло, что водитель по-прежнему едет на юг. Теперь им придется добираться до гостиницы по Минскому шоссе… Внезапно вокруг снова стало темно. В этой части Москвы церквей было так много, что они стояли практически бок о бок или вглядывались одна в другую с разных сторон узких улочек. Столетия состарили их фасады, своды почернели, порталы тонули во мраке. Статуи стояли в лесах под брезентом, протягивая к прохожим обломанные руки, лица их были суровыми, каменные плащи напоминали вымокшую под дождем одежду. Диана забеспокоилась, не собирается ли молчаливый возница ограбить ее на углу темной улицы.

Машина повернула, и перед Дианой предстала Красная площадь. Ощущение было такое, как будто ей закатили оплеуху. Она увидела Кремль за кирпично-красной стеной, припудренные золотом купола соборов. Водитель расхохотался: он хотел продемонстрировать пассажирке главную «драгоценность» своего города, и сюрприз ему удался. Диане было холодно. Она сидела, кутаясь в куртку, засунув подбородок в воротник свитера, но чувствовала себя счастливой. Они проехали по набережным, пересекли Лубянскую площадь, миновали Кутузовский, — Диана помнила названия — и остановились под козырьком гостиницы «Украина». Светящиеся буквы названия таяли в ночи, как шипучая таблетка в солоноватой воде.