Чудовища были добры ко мне - Олди Генри Лайон

– Ты уверен, что здесь нет ловушки? – в сотый раз спросил Циклоп.

– Конечно же, есть, – в сотый раз ответил Симон.

Старец ехал на пони, сын Черной Вдовы брел пешком. Всадник из Симона был аховый: колокольня на сарайчике. Все казалось, что старца вот-вот сдует, унесет в метель. Ноги рослый маг поджимал, иначе подошвы башмаков чиркали по булыжнику. Следом увязалась кудлатая собачонка, время от времени облаивая путников.

– Ты мог бы отказаться…

– И ты мог бы.

– Нет.

– Ну и я нет…

Симон разбудил Циклопа на рассвете. В ладони мага копошился воробышек – серый комок перьев. Демоническое похмелье оставило старца, он был неприветлив и крайне раздражен. «Вот! – Симон ткнул воробья под нос сонному Циклопу. – Амброз зовет нас в гости…» Да неужели, взглядом спросил Циклоп. Воробей ему сразу не понравился. Придушить бы, да руки марать неохота. «Ты что, забыл, какой сегодня день?» Ужасный, согласился Циклоп. Худший из дней. «Эх, ты, – вздохнул Симон. И с грустью добавил: – Эх, я… А вот Амброз помнит. Сегодня День Поминовения. Семнадцатый день, если считать от смерти Красотки…» Сон как рукой сняло. Циклоп сел на кровати, кляня себя на все корки. Неужели семнадцатый? Он лихорадочно принялся считать: «Меч и Роза», ожидание аудиенции, поход к гроту… «Брось, – отмахнулся Симон. – Даже если Амброз ошибся, это ничего не меняет. Он зовет нас к себе в башню, к поминальному столу.» Ты идешь, спросил Циклоп. «Я-то иду. А тебе лучше остаться здесь. Поверь мне…» Он зовет нас двоих, спросил Циклоп. «Господа маги! – внезапно чирикнул воробышек. В хрупком голосе птицы угадывались интонации королевского мага. – Как один из людей, близких покойной Инес ди Сальваре, я имею честь пригласить вас на День Поминовения. Двери моей башни открыты для вас…» Воробей всплеснул крылышками и замолчал. Я не маг, сказал Циклоп. Амброз льстит мне. Что ж, идем вместе. Иначе совесть сожрет меня с потрохами.

– Водянка раздуй этого Амброза! Поставить башню у моря…

– Мы тоже хороши. Совсем из головы вылетело…

– Вспомнишь тут…

Дорога пошла в гору. Пони фыркнул, тряся головой. На обочинах рядами выстроились деревья – хмурые воины в броне, темной с серебром. Вечный дозор заступал путь ветру. И у вас бессонница, кивнул Циклоп. Ночью он почти не спал. Ворочался, заново взбивал подушку; сбрасывал одеяло на пол – или напротив, укрывался с головой. Ничего не помогало. Когда же дрема на миг окутывала воспаленный рассудок, Циклоп видел Красотку. Та сидела рядом, изменчивая, как морок. «Они болтают, что я сошла с ума, – жаловалась Красотка. – Свихнулась на Ушедших. Что они понимают? Вот, теперь и я ушла. Теперь и я Ушедшая…» Ты ушла, соглашался Циклоп. «Но ведь я здесь, с тобой?» Со мной, соглашался Циклоп. «Так почему я Ушедшая? Почему те, прежние – Ушедшие? И я, и они – Присутствующие…» Да, кивал Циклоп, втайне молясь, чтобы сон длился вечно. «Мы здесь, просто ты не замечаешь. Никто не замечает…» Циклоп хотел сказать, что он замечает, и садился на смятой постели, ловя руками воздух. Позже дрема возвращалась, и все начиналось сначала: «Они болтают, что я сошла с ума. Почему мы – Ушедшие? Мы – здесь, мы – Присутствующие…»

– Тебе ночью ничего не снилось? – спросил маг. – Необычного?

– Нет, – соврал Циклоп.

– Жаль. В День Поминовения снятся вещие сны.

– А тебе?

– Мне снился Шебуб. Он был похож на меня.

– Бред какой-то!

– Он мне часто снится, Шебуб…

Сперва Циклопу померещилось, что он вернулся домой. Башня Амброза была точной копией башни Красотки, только в полтора раза выше, и за бронзовой оградой в человеческий рост. Углядев в этом дурной знак, сын Черной Вдовы поморщился. Пони, дробно топоча копытами, миновал распахнутые ворота. Симон спешился, накинул поводья на копье ограждения. Наконечником копью служила человеческая ладонь. Мизинец, безымянный и большой пальцы были сцеплены в кольцо, указательный и средний – вытянуты к небу. Не сразу Циклоп заметил, что вытянутые пальцы равны по длине.

– О лошади позаботятся, – сказал маг. – Не беспокойся.

– Кто б о нас позаботился, – вздохнул Циклоп.

Словно отвечая на вопрос, двери башни открылись. За порог шагнул Амброз, одетый в черную, до пят, робу. Голову королевского мага покрывала бархатная ермолка, тоже черная. Щеголь, сегодня Амброз отказался не только от украшений, но и от обуви. Он стоял босой на снегу, поджимая озябшие пальцы.

– Я рад, что господа маги откликнулись на мое скромное приглашение. Скорбь и счастье поселились в моем сердце…