Чудовища были добры ко мне - Олди Генри Лайон

– Я? Волнуюсь?! Я – сама безмятежность. Я – благой Митра, спустившийся с небес! На кухню, соратники! Чистить, мыть и резать! Когда все будет готово, призовите меня. Я возглавлю наш поход…

– Делайте, как он велит, – вздохнул Циклоп.

Вульм крякнул с изумлением, но задавать лишних вопросов не стал. Циклоп был ему благодарен за чуткость. Натана погнали разгружаться; старец рысцой кинулся за парнем – проследить. Сбросив плащ на пол, Вульм придержал Циклопа за плечо:

– Что с ним?

– Временное помрачение. К утру отпустит. Что с диадемой?

– Готова.

Из кухни летел бодрый голос Симона: маг учил изменника стряпать. Вот и славно, подумал Циклоп. Будь Симон вменяем, я бы мечтать не мог о лучшем советчике. Но сейчас… Сопровождаемый Вульмом, он вернулся в кабинет. Под ложечкой сосал червячок страха. Если бы Красотка была жива… Чудовищем, умирающей женщиной, кем угодно – вся ответственность сейчас лежала бы на Инес ди Сальваре. Великая милость богов – чувствовать себя вторым, а лучше третьим, или триста третьим. В свое время, узнав об открытии сивилл, Красотка мечтала исследовать Янтарный грот. Слабая, считай, никакая магичка, она не имела равных в качестве настройщицы. Это клавикорды Ушедших, говорила она. Сумею ли я на них сыграть? – вряд ли. Но я узнаю, как они звучат, и почему. Поход в грот откладывался, всегда находились более важные дела; вся жизнь впереди, куда спешить – и вот однажды выяснилось, что жизнь скрутилась в кукиш, а Инес ди Сальваре больше не в силах покинуть башню, и даже сходить на горшок она может далеко не всегда…

Сунув лучину в камин, он зажег восковые свечи в канделябрах. Обождал, пока фитили разгорятся – и принял от Вульма футляр, обтянутый зеленым бархатом. Ювелир постарался на славу: диадема была, как новенькая. Извлекая янтарное яйцо из хранилища, Циклоп боялся, что оправа Ока Митры не примет дитя грота. Зря переживал: яйцо легло в розетку, как влитое. Металл был мягкий, силы пальцев вполне хватило, чтобы подогнуть лепестки.

Отлично. И даже не шатается…

В дверях кашлянул Вульм. Циклоп едва успел сунуть диадему в футляр. Футляр лег на каминную полку, которую Симон успел рассмотреть со всех сторон и, похоже, утратил к ней интерес. Известное правило: хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.

– А вот и я, друзья мои! Пока мальчик трудится, предлагаю насладиться этим чудесным вином. В предвкушении, так сказать… Кстати, что это за вино? Я, признаться, запамятовал…

– Эсурийское, – вздохнул Циклоп.

– Ну конечно! Как раз хотел сказать. Ты просто меня опередил…

С лестницы послышался отдаленный грохот.

– Кто бы это мог быть? – съязвил Вульм.

Старец забеспокоился:

– Мальчик! Он сломает себе шею!

– Он сломает перила, – возразил Вульм. – И ступени. И всю башню от крыши до фундамента. В остальном Натан – славный парень, если не считать слабоумия. Я еще не рассказывал, как он спасал меня от врагов?

4.

Натан еле избавился от приставучего старца.

Здыхался, говорил отец. Когда к отцу приходил дядька Фурц, пьяный до изумления, желая душевной беседы – например, о том, что у королей в штанах – отец поначалу слушал. Но скоро без лишних слов вскидывал Фурца на плечо, нес в дядькину хибару, сдавал на руки Фурчихе, драчливой злюке, вытирал лоб рукавом – и орал на всю улицу: «Здыхался!» Малыш Танни хохотал от восторга. Мечтал, чтобы дядька Фурц пришел завтра. Натан-взрослый мечтал, чтобы вернулся отец. О, не для того, чтобы вскинуть Симона Остихароса на плечо, унести за тридевять земель! Натан-взрослый оторвал бы от земли дюжину старцев, особенно теперь, когда рука Симона стала легче перышка. Это было так же просто, как старцу – превратить дерзкого в горстку пепла. В отце изменник нуждался, как тонущий – в воздухе.

На берегу и не замечал, что дышит.

Трудно жить сиротой, вздохнул Натан. Все время хочется к кому-нибудь прилепиться. Ты прилепишься, а он горячей печки. Холодней льда. Весь в шипах. Забудь, дурень, о возвращении отца. Отец умер на брусчатке мостовой. Вернется мертвяк, синий, в запекшейся крови. Постучится в дом: звали? То-то же…

Бросив Симона на кухне – колдовать над соусом, который маг звал венцом своего искусства – парень на цыпочках поднялся по лестнице на четвертый этаж. Места, где лекарский нож отсек пальцы от ступни, ороговели, утратили чувствительность. Если не снимать катанок, и держаться за перила – проскользнешь тише мыши. Жуков, жрущих тени, он уже не боялся. Тень – пустяк, новая вырастет. Услышит Циклоп – вот где конец света.