Чудовища были добры ко мне - Олди Генри Лайон

– Кому? Что ты мелешь!

– Беднякам, у кого нет денег на Янтарный грот; богачам, чьи годы не позволяют воспользоваться Янтарным гротом. Мало того, вы отняли славу у человека мастеровитого. Ваши телохранители завидуют Слепцу Йошке. Незрячий, он нашинкует пятерых гвардейцев раньше, чем они схватятся за мечи. Ваши советники слышать не желают о Сэмюеле Глухаре. Сэм ничего не забывает. Он сводит концы с концами стократ ловчей умелой швеи. Как признать свое ничтожество в сравнении с глухим уродом? Обычный человек стал считать себя калекой, ваше величество. Мы в начале пути, ведущего в пропасть.

– Ты преувеличиваешь.

– В городе полно изменников. Они отбивают хлеб у ваших верноподданных. Если не остановить это, мир перевернется. Вам пора умереть, отец. А для меня пришло время исправить ваши ошибки.

– Каким образом?

Принц встал у окна. Метель улеглась, ночь полыхала серебром. Дворец стоял на холме, моря отсюда видно не было. Зато хорошо просматривался берег реки, закованной в ледяную броню. Голые, черные от холода ивы – старухи-нищенки – мерзли на кручах. Лед отсвечивал синевой, как добрый клинок. На том берегу начиналось поле – чистый лист, готовый к любым письменам. Зайцы и вороны, одинокий всадник… «Пишите, что хотите, друзья мои, – подумал король. – Поземка сгладит. Прощайте, ждите лета…»

– В полночь объявят, что вы умерли от несварения, отец. Вы объелись сливами. Или вы предпочитаете заворот кишок? Еще до возглашения соответствующего указа в городе станет известно, что я, Ринальдо III, всем сердцем ненавижу богомерзких сивилл, уродующих человеческий облик. Что я проклял Янтарный грот, порождение демонов. И что я обожаю моих милых горожан. Лавочники уже выкатили на улицы бочки с вином. В трущобах уйма горячих голов. Отребье пьет без меры. Верные человечки уже нашептывают им верные слова. Утром они бросят хмельную толпу на обитель сивилл, а там и на Янтарный грот. В городе начнется резня: ножи найдут изменников. За день их количество резко уменьшится. Полагаю, вместе с изменниками зарежут сотню-другую невинных калек. Да хоть тысячу! Калеки, ясное дело, станут кричать, что ни при чем, что не бывали в гроте… Глупцы! Кто захочет разбираться: да или нет. Разграбят полсотни зажиточных домишек. Дюжину сожгут. Это пустяки, отец! Когда я велю, солдаты наведут порядок. Кое-кого вздернут для острастки. Изменники будут объявлены вне закона. Их имущество перейдет в казну. Десятая часть – доносчикам. Янтарный грот уничтожат, и жизнь войдет в привычную колею. Я хочу править людьми, какими они были при наших предках. Если существует загробная жизнь, ты увидишь возрождение Тер-Тесета – и признаешь, что я прав.

– Хорошо, – речь давалась с трудом. Онемение колыхалось под сердцем, грозя прервать дыхание. – Если я увижу твою правоту, я явлюсь из пекла и засвидетельствую это. Осталось последнее, сын мой…

– Что, ваше величество?

Онемение превратилось в бесчувственность. Волна плеснула вверх, темным холодом ударила в голову. Кресло разрослось, мертвой хваткой вцепляясь в жертву. Так обвивают добычу щупальца осьминога. Гроб, подумал король. Бархат и дуб. Ну, конечно же, гроб. И все-таки я еще здесь. Фернандес I, прозванный в народе Великолепным, собрал остаток сил и заревел во всю глотку – так, как ревел над телом своего отца, разрубленного топором от шеи до паха:

– Король умер! Да здравствует король!

Ему чудилось: рев сотрясает небо и землю. На деле же Фернандес лишь беззвучно разевал рот. Впрочем, крик или шепот – это напряжение убило его величество быстрей, чем медлительный яд.

5

Танни отшатнулся от окна. Его трясло, на лбу выступила испарина. Жуткий крик до сих пор стоял в ушах. Что происходит? Не иначе, кого-то убили! Здесь, в обители сивилл?! Не может быть! «Может, – мрачно возразил здравый смысл. – Что, если началась война? Или с гор спустилась разбойничья ватага?»

Зловещий ропот толпы надвигался. Из окна по-прежнему ничего не было видно. От этого делалось еще страшнее. Сидеть и ждать – хуже некуда. Надо бежать! «Ну да, – хмыкнул здравый смысл, тот еще сукин сын. – Бегун из тебя аховый. Помоги Митра на ногах устоять…» Тогда – хотя бы выбраться наружу. Увидеть, что в поселке творится. Спрятаться…

Куда?

Куда-нибудь! В снег зарыться! Переждать…

Шапки у Танни не было. Башмаков – тоже. Только войлочные «топтуны». Возле кровати, на сучке, нарочно оставленном в стене, висела драная кацавейка. Натянув ее, а поверх – овчинный тулупчик, Танни заковылял к двери, хватаясь за стену, и первым делом поймал занозу в ладонь. Зашипел от злости и прикусил язык. Краем зрячего глаза мальчик уловил за окном какое-то движение. По снежной целине, не разбирая дороги, к бараку бежал здоровенный дядька. В руках – тяжелая оглобля, подмышкой – кое-как скатанный ковер. Лицо перекошено от наплыва чувств, волосы стоят дыбом, кожух нараспашку…