Чудовища были добры ко мне - Олди Генри Лайон

– Мы ждем, – прохрипел Ринальдо.

– Принц спит, сир, – повторил Амброз. – Прикажете позвать лекаря?

– Он вырастет мудрым? Ловким? Могучим?

– Я не знаю, сир…

– Сивилла разменяла его ногу? Отвечай!

– Сивилла в обмороке, сир…

Король долго молчал. Королевский маг, звучало в его молчании. На что же ты годен, королевский маг? Какой от тебя прок, если ты не способен ответить отцу на вопрос, касающийся судьбы сына – важнейший в мире вопрос?

– Лекаря, – наконец сказал Ринальдо. – Лекаря!

Стараясь не наступать на инструменты хирурга, Амброз вышел из спальни в коридор. У дверей, по обе стороны от входа, валялись без чувств двое стражников – металл оружия, атлас и бархат одежд. Амброз ужаснулся при виде изможденных, осунувшихся лиц. Каторжники в рудниках выглядят лучше… Я – такой же, понял он. Великий Митра, что здесь произошло? Шаркая, словно глубокий старик, маг добрел до поворота, увидел, как в дальнем конце мелькнула чья-то тень; собрался с силами…

– Лекаря к принцу!

* * *

– Мы похожи на это вино, мой драгоценный Амброз. Разве ты не замечаешь, что из него выветрился весь хмель? Мы пьем кубок за кубком, и трезвеем с каждым глотком! Проклятье! Неужели нам надо потребовать макового молока? Впрочем, полагаем, из него тоже украли дурман… Где эта женщина? Куда ее унесли?

– Наверх, сир. Вы приказали запереть ее в восточной башне…

– Да, конечно. Память – решето… Она спит?

– Наверное, сир.

– Она не сбежит?!

– Ее охраняют с должным усердием.

– Это хорошо. Когда лекарь отнимет ногу нашему мальчику, она должна оставаться во дворце…

– Нога, сир?

– Ты идиот, наш мудрый Амброз. Сивилла! Вскоре выяснится цена ее размену. Если она морочила нам голову, спасая свою жалкую жизнь… Мы сочтем это личным оскорблением. Четверка жеребцов разорвет ее на части. Или лучше костер? Медленный, неторопливый, ласковый огонь – лучший в мире любовник для подлых обманщиц…

– Вы слишком возбуждены, сир. Я бы рекомендовал вам…

– В ад твои рекомендации! Налей нам еще вина…

– К вам лекарь, сир.

– Ты! Коновал! Ты уже лишил принца ноги?!

– Я снял повязки, – лекарь весь дрожал. – Я только снял повязки, ваше величество…

– Бездельник!

– Нога… нога его высочества…

– Режь, мерзавец! Что ж ты тянешь время?!

– Нога принца здорова. Я не стану резать здоровую ногу…

– Если ты лжешь нам…

– Разве бы я осмелился? Принц бодрствует, вы можете взглянуть сами, ваше…

– Амброз! Мы идем к нашему сыну! К нашему здоровому сыну…

– Принц Альберт, – лекарь пятился назад. – Он…

– Что он?

– Он ничего не помнит, ваше величество…

– Совсем? Твой мак отшиб нашему мальчику память?!

– Хвала светлой Иштар! Разум принца ясен, как летний день. Он всего лишь не помнит, что ездил на охоту. Полагает, что лег спать заполночь, и встал не на рассвете, как хотел, а к обеду. Бранится, что его забыли разбудить. Также иные повреждения принца…

Лекарь собрался с духом:

– Царапины, ваше величество. Ссадины. Ушибы и синяки. Все повреждения исчезли, ваше величество. Если бы я не знал правды, я бы решил, что его высочество и впрямь никогда не ездил на эту проклятую охоту…

5.

– Дорогу! – кричал глашатай. – Дорогу королевскому магу!

Верхом на гнедом жеребце, в ало-зеленых одеждах, в плаще до пят, на котором гарцевал вышитый серебром единорог, глашатай был прекрасен. Подбоченясь, он кидал взоры по сторонам и подмигивал красоткам, не делая различий между купчихой и служанкой – была б смазлива и пышногруда. Жеребец вел себя подстать всаднику. Он фыркал, выгибал лебединую шею и призывно ржал, завидя у коновязи скучающую кобылу.

– Дорогу королевскому магу!

Следом за глашатаем четверка носильщиков тащила роскошный портшез. Вскинув жерди на плечи, носильщики придерживали их одной рукой. Второй они держались за витые шнуры, натянутые от края жердей к гнутым ножкам портшеза, смягчая качку. Обучены носить трепетных дам и дряхлых советников, которые чуть что, так блевать, детины шагали в ногу, выпрямив спины и чуть прогнувшись в пояснице. В длиннополых кафтанах на меху, в шляпах-треуголках, натянутых по самые брови, носильщики обильно потели. Сбить их с шага не смогло бы и землетрясение. Даже зимний, коварный лед, что с рассвета намерз на булыжник мостовой, был им нипочем. Зубчатые скобы, укрепленные на сапогах в три ряда, скребли по льду, позволяя носильщикам не опасаться за драгоценную ношу.