Мессия очищает диск - Олди Генри Лайон

– Вот он! – победно рявкнул Лысый Карлик. – Лежит, паскуда! А ну-ка, братки, давайте свяжем его как следует и сдадим завтра Быстроруким! Я думаю, государевы люди не поскупятся на награду за поимку беглого кознодея!

Идея пришлась всем по сердцу, однако связывать не торопились – никто не спешил подходить первым.

Доченька-Вторая предложила было позвать на подмогу кого-нибудь еще, но Жадная Утроба категорически не захотел делить возможную награду.

Сошлись на том, что связывать будет Лысый Карлик, а Жадная Утроба с Доченькой-Второй станут внимательно следить за монахом и в случае чего примутся стрелять и бросать ножи.

Но зато и из будущих денег Лысый Карлик возьмет себе половину, а остальные поделят что останется.

Как ни странно, исполнить задуманное оказалось проще простого: не прошло и пяти минут, как монах был связан по рукам и ногам.

Запарившийся Карлик вытер лоб – поди, навяжи сто и еще восемь узлов! – и подмигнул дружкам.

– Готов! – весело хмыкнул он. – Теперь не развяжется!

– Понятное дело! – так же весело ответили ему. – Сам не развяжется, так ты поможешь! Давай, плешивый, не мнись, скреби ногтями!

Сперва Лысый Карлик не понял. Мало-помалу до него дошло, что Доченька-Вторая и приятель Хоу оторопело вертят головами, потому что никто из них этих слов не произносил.

Сам монах заговорил, что ли?

Да нет, лежит себе, спеленутый, как девичья ножка.^[65]

Тень колодезного «отшельника» неприятно зашевелилась, сгустилась и превратилась в человека. Когда незнакомец приблизился к лежащему монаху и трем ловцам удачи – Лысый Карлик обратил внимание на изрезанную макушку человека, словно гость совсем недавно в приступе безумия самовольно принимал обеты служения Будде.

Сумасшедший?

Непохоже…

Всех окрестных сумасшедших Лысый Карлик знал поименно.

Карлик приподнял самострел, все еще колеблясь – опыт подсказывал вышибале, что именно «темные лошадки» всегда оказываются самыми трудными клиентами, но тут случилось непредвиденное.

Незнакомец лихо прищелкнул пальцами, и самострел Лысого Карлика поднялся еще выше – но уставился при этом на Жадную Утробу.

А что оставалось делать? Если сухой стук щелчка приказывал от имени самого Монашка У: слушаться этого человека, как меня самого! Вот возьмет Утроба, стрельнет, а потом Монашек У спросит Лысого Карлика: «Почему недоглядел?!»

Незнакомец же, заметив движение вышибалы, звонко расхохотался и присвистнул, вновь щелкая хитро сложенной щепотью. Доченька-Вторая вздрогнула, перебрала пальцами за пазухой, словно лаская собственную грудь, и стала вполоборота к побелевшему Утробе.

Сборщик мзды уже подумывал от греха подальше исчезнуть за дверями притона, но незнакомец прищелкнул в третий раз, сложив ладонь раковинкой… и Жадная Утроба, не колеблясь, поднял свой самострел, целясь в Карлика, и одновременно шагнул поближе к Доченьке-Второй. Глядишь, промахнется девка – а в рукопашной она Утробе не соперник!

Да и то – погибни сборщик Хоу, так рыночный «бугор» Ань Захребетник семью за послушание по гроб жизни обеспечит!

Змееныш Цай рассмеялся в голос, закашлялся от рези в спаленных погоней легких и встал между тремя людьми, готовыми по одному его знаку вцепиться друг другу в глотку.

– Несите монаха внутрь, – приказал он.

И никто не осмелился ослушаться.

10

Что труднее всего почесать всласть? Да так, чтоб больше не чесалось!

Языки столичных болтунов.

Всего недели хватило им, чтобы трижды облизать со всех сторон дерзкий побег монаха-воителя из Восточных казематов. Отвага неизменно вызывает приязнь и уважение: вот и посмеивались втихомолку бэйцзинцы, глядя на шарящих повсюду Быстроруких, на вывешенные объявления о награде в тысячу лянов за поимку беглого архата, на усиленные караулы, выставленные поперек дорог, на истошно орущих глашатаев… Умолкли глашатаи, осталась невостребованной награда, угомонились сыщики – и свежая новость затмила собой малость поднадоевший побег. Государев Советник, обласканный новым императором, без всякой видимой причины покончил с собой на пороге присутственной залы Училища Сынов Отечества – того самого учебного заведения, которому несчастный воробей посвятил лучшие годы своей жизни.

Эй, господа бэйцзинцы, чем завтра языки-то чесать станем?!

Известие о самоубийстве Государева Советника застало Змееныша и преподобного Баня во дворе надежного схрона, где оба и пребывали с той памятной ночи. Лазутчик и монах как раз спорили о наилучшем составе для укрепления сил; на отваре женьшеня и ароматного гриба-сянжу сходились и тот, и другой, но Змееныш настаивал на добавлении экстракта корицы, а Бань – на лотосовом семени.