Закон девяток - Гудкайнд Терри

Он заметил лифт и вспомнил, что пользовался им раньше, когда покидал больницу, однако ответ на вопрос, почему его заперли здесь, почему он сам стал пациентом с отдельной палатой, так и не приходил в голову. Не получалось заставить себя сосредоточиться достаточно долго, чтобы в уме смогла сложиться последовательная цепочка событий, позволяющая увидеть наконец всю картину.

Возле следующей запертой двери Алексу пришлось подождать, и лишь после того как был открыт замок, молодому человеку разрешили пройти в женское отделение узнать, все ли в порядке с мамой.

Шаркая по бесконечно длинному коридору, он видел впереди прямоугольник света, зыбко отражавшийся в потертом сером линолеуме.

Генри остановился, сунул голову в одну из палат.

— Нет ее тут, — сказал он, продолжая путь к солярию в дальнем конце коридора.

Когда они достигли наконец просторной яркой комнаты, несколько женщин, сгрудившихся напротив телевизора, подняли головы — и сразу вернулись к телешоу. В помещении по углам стояли еще пациентки, но Алекс, семеня за Генри, не обратил на них внимания.

— Хелен, к вам посетитель, — объявил Генри.

Она сидела на пластиковом стуле возле стола, сложив руки на коленях. Смотрела строго вперед и, по-видимому, вообще не слышала слов санитара.

— Хелен, к вам сын пришел.

Медленно моргая, она подняла голову. Следуя жесту Генри, взглянула на Алекса. В глазах не отразилось и тени узнавания. Хелен понятия не имела, на кого смотрит.

Алекс знал, что мать тоже держат на мощных препаратах, подавляющих агрессивность, и мог сказать, что она чувствует. Вместе с тем ему было ясно, что, по большому счету, дело не только в лекарствах. В ней было сломлено что-то очень глубокое, фундаментально важное.

Алексу хотелось узнать, как дела у матери, но сейчас, видя, что она не ранена, он опять начал погружаться в бессмысленный белый шум, который заменял ему умственную деятельность.

Тут в голове мелькнула мысль, что, наверное, полагается что-то сказать.

— Мам, ты как?

Собственный голос глухим эхом отразился в голове. Алекс понимал, что слова подобраны правильно, однако сам не мог ухватить их смысл. Не получалось найти эмоцию, которая сочеталась бы с ними.

Она смотрела не мигая.

— Хорошо.

Алекс кивнул, не зная, что говорить дальше.

— Ну, доволен? — бросил Генри.

Алекс перевел взгляд на санитара.

— Да. Я хочу, чтобы с ней все было хорошо.

Губы под белой нашлепкой растянулись в улыбке:

— Вот-вот. Не забывай об этом. Не забывай, что хочешь, чтобы с ней все было хорошо.

Алекс понимал, что Генри чем-то угрожает, но для отклика не хватало чувств. В который уже раз он с досадой отметил, что не способен найти в себе и щепотки гнева.

— Ладно, — сказал Генри. — Раз уж сейчас мы знаем, что мамочка в порядке, пойдем вернемся в палату. Скоро, кстати, лекарства принимать.

Алекс кивнул.

Поворачиваясь к выходу, он заметил, что неподалеку, на диванчике у стены, сидит еще кто-то. Какая-то девушка в джинсах и черной футболке. Больше всего вниманием Алекса завладели ее длинные светлые волосы.

Джекс.

Алекс замер. Вот сейчас он почувствовал, как внутри набухает некая эмоция, способная, пожалуй, прорвать границу сумеречного сознания… Увы, она была слишком далеко и не сумела выбраться из глухомани пустоты.

Джекс сидела в полном одиночестве. Руки безвольно свешивались по бокам. Карие глаза смотрели отрешенно. У Алекса мелькнула смутная мысль, что девушка до боли красива.

Заметив, что он остановился и уставился на Джекс, Генри ухмыльнулся.

— Ничего так цыпочка, а?

Впервые за все время молодой человек испытал в себе присутствие темного гнева.

— Хочешь поздороваться? — спросил санитар. — Валяй не стесняйся, раз уж пришел.

Алекс прошаркал к дивану и остановился напротив.

— Джекс?..

Она подняла лицо. Медленно мигнула.

В чудесных глазах сверкнула искра узнавания.

Искра слабенькая, еле пробивающаяся сквозь ватную толщу одурманивающих препаратов, но все же обмануться было невозможно.

Если Джекс его и узнала — а он в этом не сомневался, — девушка ничем не выдала себя, демонстрируя точно такое же равнодушие, как и его мать.

По-видимому, неспроста. Она не хотела навредить Алексу тем, что узнала его; старалась защитить, несмотря на собственное одурманенное состояние.