Насты - Никитин Юрий Александрович

Денис, конечно, говорил хорошо и правильно насчет того, что нужно ломать и поджигать дорогие автомобили, но щадить дешевые, я тогда соглашался, но сейчас вот, перед акцией, чувствую, как все больше нарастает недовольство.

Это все-таки некое ограничение настизма, попытка втиснуть наше прогрессивное движение в заранее определенные рамки, что не айс. Рамки эти привычные и как бы узаконенные, пусть не самим законом, но общественным мнением, но мы – новое поколение, абсолютно свободные от древних догм!

– Будем действовать по обстановке, – сказал я твердо. – Никаких жестких правил!

– Так мы и раньше… – сказал Данил в недоумении.

– Будем разбивать все автомобили, – пояснил я. – Дорогие или дешевые – их хозяева сволочи!

– Кто не с нами, – сказал Данил, – кто против нас?

– Они цепляются за свои автомобили, – сказал я жестко, – а не за честь, совесть или достоинство! Мы покажем, что потерять автомобиль – это ничего не потерять, напротив – стать свободными людьми!

– Если поджечь дорогой, – сказал Данил рассудительно, – от него вспыхнут и соседние!

– Они все впритык, – согласился Валентин, – теснота и друг, и враг.

– И все витрины будем бить по дороге, – сказал я.

– Богатые и бедные?

– Даже простую булочную держит буржуй, – отрезал я.

– У него их несколько, – поддержал Зяма.

– Чем больше осколков, – заявил я, – тем выше наше знамя!

Мы разными группами стягивались в центре к условленному месту, а там, подняв плакаты повыше, перешли площадь и влились в колонну демонстрантов, так это выглядело со стороны, хотя, конечно, эти прянично-кукольные рожи вызывают смех и раздражение, а гирлянды воздушных шариков в руках так и просятся выстрелить в них хотя бы из рогатки, а их несунам набить морды.

Вместе с шествием мы вышли на площадь, там с трибуны мужик что-то орал в мегафон, призывая бдить, не сдаваться, бороться, отстаивать, беречь, нопасаранить, держаться, не уступать произволу властей…

Данил первым заскучал и предложил кровожадно:

– Давайте организуем прорыв? Их там всего две цепи!

– Два автобуса вон на том конце, – напомнил Зяма. – Видишь, какие там лбы?

– И что? – задиристо спросил Данил. – Пока те добегут, мы этих порвем, как бобик тряпочку…

– А потом и тех, – поддержал Грекор хвастливо.

– Нет, – сказал я. – Ждите.

– Чего? – спросил Валентин заинтересованно. – Что ожидаешь?

– Организаторы тоже не идиоты, – сказал я. – Должны продумать…

Мужик с трибуны заорал:

– …и мы им докажем, что это наша столица! Москва наша!.. Все садитесь на землю!.. Садитесь. Мы на своей земле!

Демонстранты с шуточками и смешками начали опускаться на асфальт. Некоторые расстегнули рюкзаки, в них оказались небольшие палатки, предназначенные, как я понял по их виду, для установки прямо на асфальт.

– Вот оно, – сказал я.

Данил спросил быстро:

– Ты этого ждал?

– Чего-то подобного, – признался я. – Чтобы не мирное шествие напало на полицию, а чтобы те гады сами зверски набросились на мирно сидящих гуляющих…

– …и всего лишь мешающих проезжать городскому транспорту, – добавил в тон Зяма, и непонятно было, на чьей он сейчас стороне. – Ты прав, бугор, это хороший ход.

С той стороны шеренги омоновцев какой-то тип в камуфляже командным голосом потребовал встать и разойтись.

В ответ ослышались веселые голоса:

– Как не стыдно?

– Это наше право!..

– Хотим и будем сидеть!

Одна из сидящих групп, объединив усилия, весело и с подъемом скандировала:

– Предатели России!.. Предатели России!

Один из омоновцев измученно прохрипел через барьер:

– Сами предатели… шкуры продажные…

Долгое время ничего не происходило, за это время сидящим на площади привезли несколько ящиков водки. Началось веселье, выкрики стали громче, отвязнее. Многие начали подниматься на ноги и призывать идти на омоновцев, это напоминало упившихся мышей, что решили пойти трахать кота.

Наконец кто-то решился взять на себя ответственность за очистку площади, а то уже видно, молодежь готова веселиться здесь до утра, перекрыв дорогу общественному транспорту.

Омоновцы надвинулись черной и очень высокой грозной волной, если смотреть снизу, но парни и девушки, подогретые водкой, смотрят без страха, издеваются, а омоновцы, скрипя зубами и натужно улыбаясь в камеры западных корреспондентов.

Омоновцы по двое-трое выхватывают из толпы зазевавшихся бунтарей, в то время как еще двое, сдвинув щиты и всячески стараясь не повредить демонстрантов и не дать им самим удариться мордами о щиты, что будет расценено как зверское избиение холуями сатрапов режима, сдерживают орлов, пытающихся отбить братанов.

Тех, кого удается вырвать из толпы, бегом уводят, а то и уносят к автобусу, а тот отчаянно кричит всю дорогу: «Убивают!», «Кости переломали!», «Убийцы!», «Но пасаран!».

– Вот теперь пора, – сказал я, – только строго держитесь нашей тактики!

Данил, весело взревев, пошел с веселой улыбкой к омоновцам, те заулыбались в ответ, а он вдруг ухватил одного за щит и рванул на себя. Омоновец бы удержал, он еще крупнее Данила, но тому помогли качки справа и слева. Несчастного утащили в толпу с такой скоростью, будто его ухватил гигантский кракен всеми десятью щупальцами.

На выручку сослуживца ринулись целым отрядом, на них с диким визгом набросились те, кого нельзя пальцем тронуть. Женщины, колотили несчастных по щитам, шлемам, плечам и рукам палками от плакатов, что на самом деле больше похожи на бейсбольные биты.

Как я заметил, основная масса собравшихся наблюдает с великим интересом и удовольствием, все-таки любая драка всегда интереснее любого боевика по жвачнику, особенно когда дерутся несколько человек и драка постепенно разрастается.

Многие торопливо фотографируют и снимают на видео, но по их виду заметно, что для себя, как приколы. Тому омоновцу, что Данил вырвал из строя и забросил в толпу демократов и либералов, не давали подняться с земли и торопливо били ногами пятеро здоровенных парней.

В одной группе я заметил крепкого парня, что фигачит омоновцев по головам длинной железной палкой с металлическим набалдашником на конце. Там острые выступы, это, наверное, чтобы раскалывать эти каски, такими примерно пробивали шлемы средневековых рыцарей.

И все-таки омоновцы, подчиняясь крикам сзади, напирали, как гигантский гидравлический пресс, что сминает даже автомобили в металлические брикеты. Тех, кто отбивается с земли руками и ногами, ухватывали за конечности и уволакивали прямо по земле к автобусам.

Несколько палаток, которые беспечные демонстранты успели установить и даже расположиться в них, снесли в заварухе, как слоны собачьи будки.

Я наблюдал, как идет драка, сам несколько раз ввязывался, но обошелся без заметных ссадин, успевая принимать удары дубинок на плечи и спину.

Наконец, когда ОМОН отвоевал половину площади, я закричал:

– Все-все!.. Уходим! Насты… отступаем!

Зяма прокричал отчаянным голосом:

– С победой отступаем!

Люська поддела на палку, оставшуюся от плаката, как на пику, блестящий черный шлем, сбитый с головы омоновца. Он выглядел как отрубленная голова врага, в одном месте даже осталась засохшаяся кровь.

Еще одна группка вырвалась из схватки, с диким хохотом пиная перед собой такой же шлем.

Валентин сказал понимающе:

– Обкуренные…

– Люська, – сказал я, – брось шлем.

Она посмотрела обиженными глазами.

– Но это трофей…

– Пусть другие собирают, – сказал я.

А Зяма добавил:

– Их пусть и вяжут.

Люська поняла, скинула шлем, тот покатился, как футбольный мяч, к нему сразу устремились хохочущие подростки.

Данил довольно загоготал и сказал ликующе:

– Люблю такие народные гулянья!.. Это как в старину кулачные бои стенка на стенку, улица на улицу, село на село…

– Националист, – сказал Зяма с достоинством. – Про культуру Интернета слышал?

– А ты про подпольные кулачные бои без правил? – отпарировал Данил.

Вернулись еще не поздно, в такое время по домам расходиться просто стыдно, я дал Гаврику денег, тот заскочил в винный магазин, а мы напрямую направились к офису.

Зяма со смехом рассказывал Валентину, словно тот в это время был где-то на Марсе, что ни милиция, ни ОМОН так и не врубились, оттуда взялись палатки, кто их привез и роздал.

– Клево сработал госдеп, – согласился Валентин. – Что значит, их люди здесь везде.

– У штатовцев деньги жабы не клюют, – сказал Грекор завистливо. – Правда, это же наши доллары там крутятся… Ими же нам и платят.

– Помнишь, – сказал Данил, – идут Иван и Абрам… нет, лучше Зяма! Идут Иван и Зяма, видят куча – говна. Зяма и говорит: «Иван, съешь, сто долларов дам!..» Иван, подумал, деньги неплохие за такой пустяк, взял и съел. Зяма идет довольный, лыбится, Иван сопит, сердится. Видят, еще куча говна, Иван и говорит: «Съешь – дам сто долларов!» Зяма пожадничал и съел… Нет, Зяму жалко, пусть это идет Абрам. Идут дальше, снова куча говна… у нас же Россия, сами понимаете, говно на каждом шагу!.. Абрам говорит: «Иван, съешь – сто долларов твои!» Иван съел, но когда встретили новую кучу, говорит: «Абрам, хочешь сто долларов? Съешь!» Абрам съел, получил сто долларов и говорит: «Слушай, а чего это мы говно едим и едим, а денег у нас не прибывает?»