Насты - Никитин Юрий Александрович

Он отмахнулся с пренебрежением на лице.

– У них идея только насчет себя, любимых, а Россия и Штаты спорили насчет того, как всех на свете сделать счастливыми!.. Сейчас русским пришлось распрощаться с такой мечтой. Это, скажу честно, очень болезненно. Скажу вам с глубоким сочувствием, без национальной идеи могут жить, скажем, шведы, датчане или какие-нибудь нидерландцы, если есть такая нация… Первые давно отказались от идеи играть ведущую роль в Европе, другие и не пытались, разумно полагая, что страна с небольшой территорией и малочисленным народом могла побуянить малость только в смутную эпоху викингов, а на землях третьих расположены после Второй мировой крупные военные базы США, так что о глобальных идеях пришлось забыть.

– Надеюсь, – сказал я. – Не хотелось бы видеть японский десант на Курилах…

Брякнул и сам устыдился привычного клише, какие Курилы, когда весь Дальний Восток японцы могут взять хоть сейчас, никто и не хрюкнет!

Он сделал вид, что не заметил моего прокола, сказал с глубоким сочувствием:

– Потому русские сейчас унижены, оскорблены, прячут глаза и не знают, куда себя деть. Маяковский с гордостью показывал за рубежом свой молоткастый и серпастый, ибо страна шла от победы к победе, но нынешние россияне стыдятся, что они русские. Это значит, что вслух и всему миру признаться в жесточайшем поражении и унижении, а этого не выносит ни один мужчина.

– Власть виновата, – сказал я злобно.

Он вздохнул:

– Да-да, конечно… Но выход есть.

– Какой?

Он сказал с сочувствием:

– Вы родились на этой планете, Анатолий!.. И заботиться обязаны о планете, а не о каком-то крохотном… или не крохотном, но все-таки уголке, не принимая во внимание все остальное. Только недалекие люди все еще называют себя по старинке русскими, немцами, американцами, шведами… Это все в прошлом! Как в прошлом бургундцы, вятичи, гасконцы, баварцы… Они еще тогда влились в человечество, а мы это делаем сейчас… Машенька, еще кофе! Вы подготовили список?

Пока Машенька меняла пустые чашки на полные и с улыбкой придвигала ко мне вазочку с печеньем, он быстро просматривал распечатанные листки.

– Та-а-ак… два грузовика… вы не указали, какие, но тут наши специалисты, назовем их механиками, сами подготовят что-то подходящее для российских дорог… та-ак… а это… ах да, ох уж этот молодежный сленг! Сам вроде не старый, а не успеваю…

Я смотрел с напряженным вниманием, когда же начнет вычеркивать, мне все советовали запрашивать с запасом, дескать, обязательно сократят наполовину, так принято.

Дудиков читал внимательно, иногда вскидывал брови, наконец, как я увидел по его взгляду, шеф культурного центра добрался до конца, еще раз взглянул в середину текста.

– Так-так… пожалуй, все разумно.

Я сказал с сильно бьющимся сердцем:

– И все необходимо!

– Согласен, – ответил он на удивление кротко. – В двух-трех пунктах мы не можем в силу ряда причин помочь так… как вы указали, зато в состоянии возместить в финансовом эквиваленте… даже несколько с запасом.

– Чтобы мы сами? – спросил я.

Он кивнул:

– Да, конечно. Чтобы вы не тратили время на поиски, Москва не просто большая, а чудовищно огромная, сброшу вам по скайпу пару адресов. Там за плату вам предоставят все необходимое.

Я выдохнул с облегчением.

– Это будет… просто замечательно.

Он улыбнулся:

– Рад, что угодил. Хотя, сказать по правде, у вас запросы совсем крохотные. Мы в состоянии дать гораздо больше. Лишь бы с вашей стороны была готовность все это использовать.

– Буду иметь в виду, – ответил я.

На обратном пути хотелось подпрыгивать вместе с машиной, сердце стучит ликующе, в черепе гул, словно там рой шершней бьется с муравьями.

Дудиков сказал отчетливо, если народу наберем еще больше, то финансирование увеличится. Как на охват, так и на все остальное. А я знаю отчетливо, как набрать…

Центр Москвы перекрыт под смехотворным предлогом, что там проводятся репетиции парада победы над Германией. Еще одно доказательство, что кремлевская власть живет в пещерах и питается постоянно подпитывающейся искусственной ненавистью.

Вторая мировая отгремела в середине прошлого века. Сменилось несколько поколений, а наши лидеры все еще возводят памятники с угрозами: «Никто не забыт, ничто не забыто!» и с намеком смотрят то на Германию, то на всю Европу, что легла под Гитлера, то на Штаты, что тянули с открытием второго фронта, то на Японию, что пытается оккупировать Дальний Восток еще со времен Русско-японской войны при царе…

Блин, да если бы в Европе вот так сводили счеты друг с другом? Германия нападала на Францию намного чаще и разбивала ее армии вдребезги, Франция тоже нападала на Германию, все нападали на Испанию, Испания дралась со всеми, Англия тоже дралась со всеми, Италию кто только не завоевывал, Австрия совсем недавно была империей, как и Англия…

Но все драки, войны и обиды забыты, там Общая Европа, там общий рынок, практически нет границ, и только мы постоянно и постоянно напоминаем с угрозой, что все-все помним, у нас все записано и все когда-то припомним…

И вот сейчас по улицам Москвы грохочут тяжелые танки, везут ракеты, что на самом деле давно под прицелом спутников-шпионов и будут сбиты еще на взлете, топают в ногу солдаты, отобранные из всей миллионной армии, все еще умеющие ходить в ногу и держать автомат сравнительно правильно и твердо хотя бы с виду.

Ладно, когда закончат свой дурацкий парад, начнем свой мы. А наш таким веселеньким и праздничным не покажется!

В субботу мы вышли уже второй раз в этом сезоне под собственными знаменами и лозунгами. В отличие от всех остальных групп оппозиции с нашей стороны никаких экономических требований, но на этот раз кроме привычных «Долой!» было и «Свободу “Срани Господней”!».

Выдвинуть требования – это держать дверь открытой для переговоров, компромиссов, торговли, взаимных уступок, а это неизбежно вызовет подозрения всего населения, дескать, пошли на сговор, продали наши интересы в обмен на тайные счета в Швейцарии, виллы во Флориде и яхты в Средиземном.

А вот простой и ясный лозунг «Долой!» все понимают и почти все принимают. Ну, за исключением старых пердунов, что смотрят с высоких балконов, а то и вовсе из-за чуть приоткрытых занавесок, но на улицы не выходят.

Как я и требовал настойчиво, никаких стычек с полицией, никакого сопротивления, пока поодиночке не пробрались в центральную часть города.

Трибуну на площади натренированно составили за несколько секунд, соединив заранее приготовленные трубки для строительных лесов. Пока ее придерживали, я торопливо взобрался на самый верх и прокричал в мегафон бешено:

– Пришел наш час!.. Мы требуем отставки всей власти Кремля!.. Никаких переговоров, никаких компромиссов!

Внизу Данил, Грекор, Гаврик и другие из наиболее подготовленных закричали дружно:

– Долой власть!

– Долой!

– Пусть уходят, пока могут!

– Пусть валят сейчас же!

– На виселицу гадов!

Со всех сторон радостно и так восторженно грозно заорали, что голоса моей дружины потонули в общем реве.

– Они уже сомкнули ряды, – крикнул я и указал на приближающуюся стену из омоновских щитов, – так сомнем же и мы! И покажем, что любовь к свободе ценим выше огрызков со стола кремлевской власти!.. Ура!

В ответ раздалось мощное звериное «Ура!», и вся масса, не дожидаясь, когда нас начнут вытеснять, двинулась навстречу.

Я с волнением наблюдал сверху, власти снова недооценили нас, либо страшатся применять, как все это называют, чрезмерную силу.

– Никакого гринда! – заорал я вдогонку. – Никакого фарма!.. Пропэкашим себе дорогу к свободе!.. За Люську и Маринку!

Омоновцы, сдвинув щиты, надвигаются мощно и грозно. Возможно, они и чувствуют себя такими, здоровенные бугаи в бронежилетах и в тяжелом снаряжении, морды укрыты щитками, не разглядеть, только отблеск, как на металле, неспешно, но всего лишь сами не хотят нарываться, иначе могут и по хлебалу отхватить, как ни закрывай его шлемом с прозрачным забралом.

– Вперед! – заорал я. – Нас больше! Мы – лучше!

Парни опускали толстые края вязаных шапочек, скрученные колбасками, как раз закрыли лица, оставив дыры только для глаз и рта, теперь никакие камеры не отследят, кто и что будет делать.

Омоновцы, как и власть, за зиму поуспокоились, разжирели, и когда толпа начала нажимать, сперва подались, потом начали отбиваться дубинками, однако наши парни, к изумлению омоновцев, двойную цепь прорвали, как гнилую тряпку.

Некоторые остались месить этих тупарей и срывать с них каски, после чего один удар бейсбольной битой в голову любого отправляет в отключку, другие после прорыва понеслись с радостным ревом через площадь к ментам, перекуривающим у автобусов. Налетели, смяли, громко зазвенели и посыпались стекла автобусов.