Насты - Никитин Юрий Александрович

– Ты чего такой встрепанный?

– По дороге сюда, – сказал быстро Зяма, – врезался в какую-то жирную свинью. Похоже, я энгрибердс!

– Похож, – согласился Данил. – Как тебя мамка отпустила? Или ты как Барак Обама… тьфу, Барух Спиноза?.. Сделал ноги, не желая учить Тору?

Зяма отмахнулся.

– А чего ее учить? Она вся умещается в одной фразе.

– Какой? – спросил Данил с недоверием.

– Не скажу, – отрезал Зяма. – Иначе меня из настов выпрут, а я только-только начал вас затягивать в коварные сети масонства.

В Москве всегда полно народу, однако группки, что спешат на митинг, можно вычленить сразу по их отсутствию деловитой и даже озабоченной походки. Эти торопятся, как на праздник, на массовую развлекуху, собственно, все настроены примерно так, как и мы.

В центральной части города прибавилось полиции, но не слишком, хотя в одном месте заметили, как омоновцы выстраиваются в колонну и начинают бег трусцой в ту же сторону, что и мы.

Потом мы увидели, как эти в черных шлемах с прозрачными щитками, закрывающими лицо, перегородили собой улицу в два ряда, что для наших вполне достаточно, им покажи издали палку, враз разбегутся, а покажи пенис – сразу забеременеют.

Все в темных куртках, офицеры в серых пятнистых костюмах и кепи, шлемы на солнце блестят, похожие на головы крупных муравьев, жилеты выглядят толстыми, словно под ними бронники.

Через их головы видно, что с той стороны гуляют зеваки, охотно снимают на видео, сегодня же все это появится на ютюбе. Там же прохаживаются офицеры в пятнистой форме и без касок, все с мобильниками в руках, явно ждут дальнейших распоряжений, но у нас в России и руководство трусливое, никто никак не желает брать на себя ответственность за хоть какие-то действия.

Демонстрантов еще не видно, ожидаются две колонны с южной стороны, оттуда уже прибежали несколько бойких ребят, увидели перегораживающую улицу цепь и бегом ринулись обратно.

За спинами омоновцев несколько ментов, среди них две женщины, но такие толстые и безобразные тетки, что им можно и по морде заехать, это не женщины.

– Самое лучше, – заявил Данил, – это выдернуть к нам в толпу полицая, отнять у него щит, дубинку и шлем! Самого отхерачить, а нам идти во главе клина и выдергивать новых полицаев.

Зяма спросил опасливо:

– А если слезоточивый газ?

– Фигня, – заявил Данил безапелляционно. – Намочи платок и на харю! Ее и так придется, скорее всего, завязывать.

– Не придется, – сказал я.

– Почему?

– В этот раз толпу еще не разжечь…

Грекор сказал достаточно бодро:

– Мы не такие уж и беззащитные! Камни, которые нам под ноги положил мэр вместо асфальта, арматура в руки… на крайняк можно бутылки с зажигательной смесью или фаеры.

– Камни, – сказал я, – да, но не коктейли Молотова.

– Почему?

– Не в этот раз, – ответил я. – Русские очень долго раскачиваются.

– А потом остановиться не могут, – буркнул Зяма язвительно. – Воровать – так миллион, а потрахать, так Аню Межелайтис…

Данил сказал деловито:

– Футбольные щитки хорошо защищают от дубинок.

– Ты что, – спросил Зяма, – ногами будешь закрываться?

– Дурак, – бросил Данил с презрением, – их все равно куда пристегивать: на ноги или на руки!

Грекор сказал мечтательно:

– Пращи… Нужна только веревка и кусок кожи, а кидаться можно чем угодно.

– Точно, – поддержала Люська, – даже не нужна меткость, достаточно, чтобы летело в толпу полицаев. Нам же все равно, которого шарарахнет!

Данил глухо хохотнул:

– Они все на одно лицо. Их не жалко.

Вдали послышался шум, донеслись веселые голоса. Внизу по улице показались идущие в нашу сторону демонстранты, передние ряды опоясаны длинными транспарантами, где крупно написано: «За честную власть!», «Долой коррупцию!», «Правительство – долой!».

За ними множество парней и девчонок с плакатами в руках, у многих надписи на рубашках и майках, дальше за плакатчиками группы веселых девчонок с гирляндами шаров над головами.

Данил довольно похохатывает, для этого это шествие, как и для абсолютного большинства, – огромная праздничная тусовка. Самое сладкое еще то, что можно сколько угодно выкрикивать ругательства в адрес властей и ничего тебе за это не будет, это же такая красотища, только ради этого стоит прийти и поучаствовать.

Замедляя шаг, они приблизились к мрачной цепи ОМОНа, остановились, там мужичок из передних рядов, явно один из вожачков, закричал громко хорошим актерским голосом:

– Почему вы мешаете нам, демократическому большинству?.. Почему не пропускаете наше народное шествие народа?

И хотя кричал вроде бы омоновцам и полиции, но косился в сторону снимающих его со всех сторон корреспондентов.

Один из офицеров ответил через мегафон, но чувствовалось, что оппозиция наняла прекрасных актеров, дала им мегафоны с чистейшим звуком, в то время как омоновца едва-едва расслышали и мы, хотя оказались близко: он сбивчиво и косноязычно объяснил, что дальше перекресток магистралей, туда нельзя, движение будет парализовано.

– Но это нарушение свободы! – патетически прокричал вожак-актер и встал в позу Ленина на броневике. – Мы протестуем!.. Мировая общественность услышит наш угнетенный голос!

Валентин со смешком толкнул меня в бок и кивнул на мировую общественность, что лезут друг другу на головы, снимая отважного борца с режимом во всех ракурсах, словно скульпторы уже получили приказ сегодня же начать строить гигантский монумент на Красной площади такому неслыханному герою.

Недалеко от нас, по ту сторону металлического заборчика, один из демонстрантов прокричал:

– Сатрапы!.. Пропустите народ!

Омоновец, к которому он обращался, процедил сквозь зубы:

– Мало без вас на улиц пробок…

– А мы и там гулять изволим! – прокричал герой громко. – И че ты мне сделаешь?

– Это наше право! – завопила его подружка, явно хочет выйти за него замуж, а потом, понятно, и сама ни на какие митинги, и его не пустит. – Москва – наш город! А вы откуда понаехали?

Вместо ответа омоновец вскинул дубинку, но со все сторон заблистало столько вспышек фотокамер, что оказался освещен, как клоун на арене цирка, и он, скрипя зубами и делая милое лицо демократа и гуманиста, почесал кончиком палки себе спину и затем с усилием опустил, превозмогая вполне понятный рефлекс.

По ту сторону кокетливого заборчика из алюминиевых решеток прохаживаются молоденькие менты в непомерно широких картузах, идиоты все еще не понимают, что над этими сомбреро хохочут даже папуасы в своем Толедо.

Данил огляделся и сказал нам тихонько:

– А давайте им вломим?

– Нельзя, – сказал я. – Нам это нужно, чтоб повязали?

– Ну что что-то… Руки чешутся…

– Можем растащить этот заборчик, – предложил я. – Это не нападение на полицию.

Зяма спросил испуганно:

– Точно?

– Точно-точно, – заверил я. – Просто утащим пару решеток ради прикола. Даже воровать не станем. Тут же и бросим.

Данил не сказал ни слова, мигом ухватился за металлическую трубу, рванул на себя и чуть не упал навзничь от той легкости, с которой она подалась.

Менты попробовали подхватить и поставить на место, Данил вцепился, как клещ, бить его ногами не решились, вокруг корреспонденты снимают все, что можно использовать для дискредитации власти, а пока поднимали вместе с Данилом, я ухватил решетку рядом, рванул изо всей силы.

С той стороны успели ухватиться двое ментов, но я потащил с такой яростью, что они, не ожидая этого, подались следом, а справа и слева от меня появились вытянутые руки, и нас всех троих утащили в толпу.

Менты тут же отпустили решетку и пугливо вернулись, а толпа, раззадорившись, начала хвататься за этот заборчик в длинном ряду и тащить на себя. Менты вцепились с той стороны, пошло веселое перетягивание.

Данил красивым прыжком поднялся на ноги и крикнул мне весело:

– Стоило только подать пример!

– У нас такой народ, – сказал Валентин знающе. – Инициативы не проявляет, но зато потом хрен остановишь…

Через поваленный заборчик к демонстрантам присоединились люди с тротуаров, те приветствовали веселыми воплями.

Омоновцы стоят все так же, сомкнув щиты и держа в руках дубинки, довольно страшные с виду, но уже все знают, что у нас не Китай, это там без всяких оглядок на США протяньянмынили и укрепили власть, а трусливое кремлевское руководство плывет, как говно, по течению и не решается даже погрозить пальчиком, опасаясь международных окриков, а те, видя это, наглеют все больше.

Наконец один из офицеров за спинами омоновцев, видимо, получив нечто конкретное, развернулся и прокричал какую-то команду, мы не расслышали. Омоновцы, выставив щиты и упираясь в землю копытами, начали теснить наших гуляющих, как это было названо в заявке.