Харбин - Анташкевич Евгений Михайлович

– А что это за мальчики? – услышал Сашик голос от костра.

– Тот, который спит, – Игорь Заболотный из гимназии Христианских молодых людей… – Сашик сразу узнал голос ответившего, он принадлежал Михаилу Капитоновичу. – А тот, который ворочается, наверное, его друг, я этого точно не знаю.

– Утром узнаем! Нам чужие и лишние не нужны, – сказал первый голос.

– Узнавайте, воля ваша, Константин Владимирович, а только чужих здесь нет, – сказал Михаил Капитонович.

Сашик понял, что у костра разговаривают два человека, они не спят, может быть, они дежурят, а может быть, есть какая-нибудь другая причина; но только он понял, что только что говорили о них с Гогой.

Он открыл глаза – перед глазами было темно. В темноте угадывались какие-то сделанные руками человека предметы: прямые вертикальные палки штакетника, огораживающего небольшой палисадник с пятнами высоких кустов между домом с аркой и складом и очертания самой арки, где они все недавно стояли. Внутренность арки была самой тёмной из всего, что Сашик сейчас видел перед собой; ему представилось, что темнее арки может быть только небо.

«Хотя там, наверное, звёзды, если нет облаков!»

– Интересно! – снова услышал он. – Решатся завтра китайцы или не решатся? Вторые сутки здесь стоим, – произнёс человек, которого Михаил Капитонович назвал Константином Владимировичем.

– Какая нам разница? Можем ещё постоять, хоть трое, хоть больше суток! Не привыкать! Нам всё это – всё равно!

– Не скажите, Михаил Капитонович! Есть сведения, что Мельников как раз проводит собрание своей агентуры, и сейчас генконсульство набито людьми из Коминтерна, отовсюду приехали почти сто человек, есть гости даже из Советов!

– А хоть бы и так, так что?

– А то! – В голосе собеседника Михаила Капитоновича слышались ирония и удовольствие одновременно. – А то, что сам Мельников, как генеральный консул, пользуется экстерриториальностью, а его подручные – нет! Он нам не нужен – он дипломат; он нам ничего не скажет; а его агентура – голые, им защититься нечем: их-то и можно будет пощупать – кто чего знает! – Говоривший это хлопнул в ладоши и потёр ими одна об другую.

– Тише, господин Родзаевский, нам ещё рано будить людей, – сказал Михаил Капитонович.

– Да, да! – ответил тот, которого Михаил Капитонович назвал господином Родзаевским.

Над костром повисла тишина, только зашуршал коробок, и послышалось, как чиркнула спичка.

«Сейчас будет вспышка!» – подумал Сашик и закрыл глаза. Когда-то ещё в лесу он понял, что с закрытыми глазами он лучше слышит, особенно ночью; и сейчас он слышал, как затрещал табак прикуриваемой папиросы, как с тихими хлопками от спички, которой стали махать, оторвалось пламя, как на утоптанную землю двора упала сама спичка, как, затягиваясь, вдохнул и через секунду выдохнул дым тот человек, который только что закурил, и тут Сашику показалось, что он всё понял. «Да ведь мы сейчас на Большом проспекте, между Ажихейской и Гиринской. – Он заворочался. – А на Гиринской генеральное консульство СССР!»

Он вспомнил слова папы, который сказал, что в городе неспокойно.

– Мы, конечно, войдём в консульство, завтра или послезавтра, и арестуем кого-нибудь, но разве это борьба с красными? Это всё уже было! – с паузами сказал Михаил Капитонович, видимо, это он закурил.

– Вы в чём-то сомневаетесь? – спросил собеседник.

– Сомневаюсь? – Голос Михаила Капитоновича повысился и сразу упал. – Чушь всё это собачья! Если вы в одном городе арестуете даже с десяток красной агентуры…

– Мне странно слышать это от нечаевского офицера…

– Поэтому и не странно, что я – офицер, и нечаевский, и каппелевский, и колчаковский.

Говорившие на секунду умолкли, и Сашик вспомнил, как часто в Харбине произносилась фамилия Нечаев, в городе о нём много говорили, и даже папа несколько раз упоминал его.

– И что? Прикажете сидеть сложа руки? – спросил тот, которого Михаил Капитонович называл господином Родзаевским и Константином Владимировичем.

– Константин Владимирович! Я ничего не приказываю, я сам слушаю приказы и выполняю их, но мне хотя бы за это деньги платят! А вы – судя по тому, что вы говорите, – бессребреник, идеалист и большой специалист по части коминтерновской агентуры, хотя, как мне представляется, настоящего пороху вы не нюхали!

Сашик подумал, что сейчас господин Родзаевский должен будет разозлиться и сказать что-нибудь злым и громким голосом, но произошло обратное.