ТРОЕ ХРАБРЫХ, ПЯТЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ - Юй-Кунь Ши

Проснулся он от шума и острой боли во всем теле. Вокруг толпились люди, размахивали палками, кричали. Это были рыбаки, которые бросились в погоню за обидчиком, как только узнали, что он съел всю рыбу и выпил все вино у их товарищей.

И вот, проходя мимо беседки, люди услышали громкий храп, при бледном утреннем свете разглядели спящего в беседке мальчика. Смекнув, что это и есть обидчик, рыбаки, чей гнев поднялся до небес, закричали и принялись колотить Аи Ху.

Вдруг к ним подошел молодой человек в одежде студента.

— Извините, почтенные, за что вы колотите этого молодца? Что он сделал? Простите его ради меня.

Студент поклонился.

— Мальчишка съел ужин у наших товарищей. Разве это не бесчинство! Но так и быть, раз вы просите, мы его прощаем.

Когда рыбаки разошлись, студент обернулся к Аи Ху. Тот продолжал молча лежать, после встал, тряхнул головой и проговорил:

— Простите, мне стыдно. Я в самом деле виноват.

Аи Ху без прикрас, без утайки рассказал все, как было, студенту.

Надобно вам знать, что мальчик студенту понравился. Он спросил, как его зовут и куда он направляется.

Сам Ши Цзюнь, так звали студента, направлялся в Сянъинь, к дядюшке Цзиню, чтобы познакомиться с его замечательными сочинениями и поучиться у него. Об этом он и сказал Аи Ху.

— Раз у вас дела, не задерживайтесь, — ответил мальчик, — встретимся в другой раз.

На том они и распрощались…

Ши Цяо, отец Ши Цзюня, был некогда начальником уезда, но потом ослеп, вышел в отставку и поселился в деревне. В свое время он побратался с бывшим начальником военного ведомства Цзинь Хуэем, которого лишили должности за то, что он рассказал всю правду про Сянъянского князя, и с Бан-цзе, новым правителем округа Чанша. У Цзинь Хуэя была дочь, и Ши Цяо задумал женить на ней своего сына. Вот он и отправил его к своему другу под тем предлогом, что юноше полезно поучиться у такого умудренного познаниями человека, каким был Цзинь Хуэй.

В один прекрасный день Ши Цзюнь добрался до уезда Сянъинь, у моста Девяти бессмертных^[70] расспросил прохожих, где живет Цзинь Хуэй, и вскоре был у него дома. Величественная осанка, скромные манеры и глубокие познания юноши не оставили хозяина равнодушным. Он прочел письмо, переданное Ши Цзюнем, и спросил:

— Ваш батюшка, наверное, стал лучше видеть? Иначе как бы он написал письмо?

Ши Цзюнь с поклоном отвечал:

— Батюшка может лишь отличить свет от тьмы. А письмо я с его слов записал. Будьте же снисходительны, если в нем что не так.

За обедом Цзинь Хуэй расспросил юношу, какие книги он читал, остался доволен его ответами, отвел юношу в кабинет отдыхать, а сам отправился к жене во внутренние покои.

Если вам интересно знать, о чем повел он разговор с женой, прочтите следующую главу.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

Итак, придя к жене, госпоже Хэ, Цзинь Хуэй стал на все лады расхваливать племянника.

Жена сразу догадалась, куда клонит муж, но не подала виду и спросила:

— А зачем он к нам пожаловал?

— Отец вроде бы прислал его ко мне учиться, но я думаю, он собирается посватать нашу дочь! Торопиться с этим я не буду. Пусть поживет у нас. Окажется достойным, тогда поговорим.

Супруги и не подозревали, что их подслушивает Цзя-хуэй, доверенная служанка господской дочки.

Цзя хурй бросилась в покои барышни и, лукаво улыбаясь, сказала:

— Великая радость ждет вас, госпожа!

— Какая еще радость? — удивилась Му-дань.

— Я слышала, как разговаривали ваши отец с матерью. Они хотят выдать вас за господина Ши Цзюня. Ваш отец сказал, что он ученый и собой хорош.

— Что за шутки, скверная девчонка! Право, с каждым днем ты все глупеешь и глупеешь.

Цзя-хуэй покраснела и молча пошла к себе, недоумевая, отчего барышня рассердилась. Ведь они друг друга понимают как родные сестры. В чем же дело? А, все ясно! Говорят, будто талант и красота несовместимы. Горя от любопытства, служанка пробралась в кабинет, где в это время как раз был Ши Цзюнь. «Да, недаром господин его расхваливал. Хорош собой на редкость. Надо сделать так, чтобы они с барышней увиделись». Служанка вернулась к себе, достала шелковый платочек и написала на нем кистью: «Утки, я слышу, кричат на реке предо мной.^[71] Селезень с уткой слетелись на остров речной».^[72]