Мужчины не ее жизни - Ирвинг Джон

Напротив участка когда-то был цветочный магазин, «Джеми», но теперь он переехал на угол Энге-Керкстег. Все еще в поле зрения Харри оставался «Ла Паэлла», аргентинский ресторан, называемый «Танго», а вот на месте цветочного магазина «Джеми» теперь был бар «Саннис». Если бы Харри обладал даром предвидения, который приписывали ему коллеги, то он смог бы заглянуть в будущее и узнать, что в течение года после его выхода на пенсию на месте бара «Саннис» откроется кафе с неудачным названием «Pimpelmйe»[40]. Но даже возможности хорошего полицейского не позволяют ему увидеть будущее в таких подробностях. Как и многие, выбирающие ранний уход на пенсию, Харри Хукстра полагал, что перемены, происходящие в поднадзорном ему квартале, — это по большей части перемены к худшему.

В 1966 году в Амстердаме впервые появился в более или менее заметных количествах гашиш. В семидесятые появился героин; сначала его завозили китайцы, но к концу Вьетнамской войны китайцы потеряли героиновый рынок, уступив его Золотому треугольнику в Юго-Восточной Азии. Многие наркоманки-проститутки были курьерами, привозившими героин.

Сегодня департаменту здравоохранения было известно более шестидесяти процентов наркоманов, а в Бангкоке размещались нидерландские полицейские. Но более семидесяти процентов проституток в квартале красных фонарей были нелегальными эмигрантками, а контролировать «нелегалок» было просто невозможно.

Что касается кокаина, то его привозили небольшими самолетами из Колумбии через Суринам. Суринамцы привозили его в Нидерланды в конце шестидесятых и начале семидесятых. Особых проблем суринамские проститутки не создавали, а их сутенеры доставляли лишь незначительные хлопоты — проблемой был кокаин. Теперь его привозили сами колумбийцы, но колумбийские проститутки опять же не были проблемой, а их сутенеры доставляли хлопоты еще более незначительные, чем суринамские сутенеры.

За тридцать девять лет службы в амстердамской полиции, тридцать пять из которых он провел в де Валлене, Харри Хукстра только раз видел направленный на него пистолет. Пистолет на него навел Макс Перк, суринамский сутенер, и Харри, пораскинув мозгами, показал ему на свой. Если бы завязалась перестрелка на скорость, то Харри проиграл бы — Макс свой пистолет уже вытащил. Но Харри скорее демонстрировал силу, и тут уже победа была на его стороне. У Харри был «вальтер» калибра девять миллиметров.

— Его изготовили в Австрии, — объяснил Харри сутенеру из Суринама. — Австрийцы знают толк в оружии. Он оставит в тебе дыру гораздо большую, чем твой — во мне, и мой к тому же проделает в тебе больше дыр.

Так оно было или нет на самом деле, но Макс Перк положил свой пистолет.

И тем не менее, невзирая на личный опыт общения сержанта Хукстры с суринамцем, он полагал, что грядущее наверняка будет еще хуже. Криминальные организации привозили в Западную Европу молодых женщин из бывшего советского блока; тысячи женщин из Восточной Европы работали теперь по принуждению в кварталах красных фонарей Амстердама, Брюсселя, Франкфурта, Цюриха, Парижа и других западноевропейских городов. Владельцы ночных клубов, стриптиз-баров, варьете с обнаженными девицами из борделей покупали и продавали этих женщин как рабынь.

Что касается доминиканок, колумбиек, бразильянок и таек, то эти молодые женщины знали, зачем они едут в Амстердам; они понимали, чем будут заниматься. Но молодые женщины из Восточной Европы нередко приезжали, полагая, что их приглашают работать официантками в респектабельных ресторанах. Прежде чем принять якобы заманчивое предложение поработать на Западе, эти женщины были студентками, продавщицами, домохозяйками.

Среди этих новоприбывших в Амстердам оконные проститутки были наиболее привилегированными. Но теперь уличные проститутки демпингом подрывали бизнес своих оконных коллег; все отчаянно нуждались в работе. Проститутки, давно знавшие Харри, либо бросали свой бизнес, либо грозили бросить, хотя проститутки вообще часто грозят бросить свой бизнес. «Бизнес без долгосрочного планирования» — так называл Харри проституцию. Шлюхи всегда говорили ему, что бросят свое занятие «через месяц» или «через год»; а какая-нибудь из женщин могла сказать: «Я так или иначе ухожу следующей зимой».

И теперь чаще, чем когда-либо прежде, многие проститутки признавались Харри, что их посетил, как они это называли, момент сомнения; это означало, что они связались с дурным мужчиной.

Просто дурных мужчин становилось больше, чем прежде.

Сержант Хукстра помнил одну русскую девушку, которая приехала, как ей сказали, работать официанткой в кабаре «Антуан». Кабаре «Антуан» было не рестораном, а борделем, и владелец борделя тут же забрал у девушки паспорт. Ей было сказано, что, даже если клиент не захочет пользоваться презервативом, она не имеет права отказать ему, не то окажется на улице. Паспорт у нее все равно был поддельным, а вскоре она нашла, как ей показалось, сочувствующего ей пожилого клиента, который добыл для нее другой поддельный паспорт. Но к тому времени ее имя изменили — в борделе его укоротили до Вратны, потому что произносить ее настоящее имя было затруднительно, — а ее «жалованье» за два первых месяца было удержано, потому что из него вычли так называемую задолженность борделю. Как ей объяснили, задолженность образовалась после выплат агентству налогов, вычтены были и расходы на питание и аренду.

Незадолго до рейда в бордель полиции Вратна взяла деньги в долг у сердобольного и симпатичного клиента. Пожилой мужчина заплатил ее часть доли за аренду комнаты с окном, которой она пользовалась вместе с двумя другими девушками из Восточной Европы. Так она стала оконной проституткой. Что же касается денег, взятых ею «в долг» (который она так и не смогла вернуть), то симпатичный пожилой мужчина стал ее привилегированным клиентом; посещал он ее довольно часто. Она, естественно, не брала с него денег; фактически он стал ее сутенером, а она даже не догадывалась об этом. Скоро она уже платила ему половину своих заработков. Впоследствии сержант Хукстра называл его про себя не слишком симпатичным клиентом.

Он был отставным чиновником, и звали его Паул де Врис; сутенером этих нелегалок из Восточной Европы он был забавы ради. Для него это была всего лишь увлекательная игра — трахать молоденьких девушек сначала за деньги, а потом — бесплатно. Заканчивалось все тем, что они начинали платить ему, а он продолжал их трахать!

Однажды утром на Рождество — один из немногих рождественских праздников в последние годы, на которые Харри не взял выходной, — Харри на своем велосипеде по свежему снежку объезжал де Валлен; он хотел узнать, работает ли кто-либо из проституток. Ему пришла в голову мысль, что даже квартал красных фонарей, укрытый свежим рождественским снежком, может выглядеть девственно-чистым (похожая мысль приходила в голову и Рут Коул). Но Харри был нетипичным полицейским; он оказался еще сентиментальнее: для тех девушек, которые, может быть, сидели в своих окнах в это рождественское утро, Харри припас простенькие подарки. Ничего из ряда вон, ничего дорогого — шоколадки, пирожные и пять-шесть елочных украшений.

Харри знал, что Вратна религиозна, по крайней мере так она ему говорила, и для нее — на тот случай, если она работает, — он купил чуть более ценный подарок. Правда, заплатил он за него лишь десять гульденов в комиссионном ювелирном магазине; это был лотарингский двойной крест, который, по словам девушки, был особенно популярен у молодых людей нешаблонных вкусов. (Это был крестик с двумя поперечинами, причем верхняя короче нижней.)

Снег валил вовсю, и в де Валлене почти не было следов; кто-то потоптался у писсуара около старой церкви, но на белоснежном покрытии маленькой улочки, где работала Вратна — Аудекеннисстег, никаких следов вообще не было. Харри с облегчением увидел, что Вратна не работает; окно ее было темно, шторы задернуты, красный фонарь выключен. Он уже собирался было ехать дальше со своими скромными рождественскими подарками, когда увидел, что дверь в комнату Вратны чуть-чуть приоткрыта. Внутрь нанесло немного снега, который не позволил Харри захлопнуть дверь.

Он не собирался заглядывать в комнату, но ему пришлось открыть дверь пошире, прежде чем захлопнуть ее. Он сбивал с порога снег каблуком — погода для его шиповок была далеко не лучшая, — когда увидел молодую женщину: она висела на веревке, закрепленной на арматуре потолочного светильника. Ветер задувал в комнату через открытую дверь, отчего висящее тело раскачивалось. Харри вошел внутрь и закрыл дверь — снег и ветер остались на улице.

Она повесилась этим утром, вероятно, когда только-только начало светать. Ей было двадцать три. Она была одета в свою старую одежду — в то, в чем приехала на Запад работать официанткой. Поскольку она не была одета (точнее сказать — раздета) как проститутка, Харри поначалу не узнал ее. Вратна надела на себя и всю свою бижутерию — все, что у нее было. Крестик, который принес Харри, был бы совсем уж лишним. У нее на шее висело с полдюжины крестиков и почти столько же распятий.