Харбин - Анташкевич Евгений Михайлович

Байков удовлетворённо кивнул.

– И если бы я был упрежден, что сегодня буду иметь удовольствие познакомиться с автором, я бы этот сборник купил и прочёл…

– Я вам подарю!

– Ну вот, – сказал Адельберг, – значит, вы теперь имеете возможность составить ваши планы на ближайшее будущее. А про охоту я не зря сказал, до германской его рота 5-го Заамурского полка так и называлась – «тигровой», так ловко они ловили тигров, и на фронте отличились и даже сохранили название свое «тигровое».

– Ну ладно, господа, смущать и славить меня, – отмахнулся Байков. – Я действительно, хотя и хлебнул, что в Галиции, что на Дону, что в Киевской ЧК, а всё же человек больше мирный, хотя и…

– Ладно говоришь, Николай Аполлонович, – перебил его Адельберг, – однако что же тебя повело в двадцать втором к Дитерихсу во Владивосток?

– Саша, Бог с тобой! – Байков посмотрел на Адельберга и перекрестился. – Я и был там всего лишь – сентябрь. А как услышал, что наши войска переименованы в «рати»… Нас – «рать»! Мы смеялись, но было грустно. А сам он чуть ли не витязь!.. А хороший генерал! Да только – не политик! – Байков замолчал и грустно покачал головой: – В октябре или в конце сентября я уже был здесь, в этом благословенном захолустье. Через год после тебя, помнишь?

Адельберг согласно кивнул.

– Вы спрашивали, – обратился к Байкову Устрялов, – о способах большевиков образовать свой строй?

– Да! Интересно, как они собирались это сделать?

– На базе утопической коммуны. И в результате человек, если он решался подчиниться их коммунистическим декретам, просто не выживал. Он бы умер с голоду через пару недель, поскольку легально, кроме восьмушки сомнительного хлеба и тарелки бурды из гнилого картофеля, достать, по крайней мере в начале 1921 года, было ничего нельзя. Вся Россия и сами коммунисты жили вопреки их же декретам, вся страна в то время спекулировала…

Байков оживился:

– Так и мы о чём? Да, Саша? А, Кузьма Ильич?

– Я бы с вами согласился, Николай Аполлонович, однако время идёт… – спокойно парировал профессор.

– И куда же?

– Это уже «общее место», рассказывать о НЭПе, скажу из более раннего периода, и, может быть, в моих словах вы найдёте подтверждение своим мыслям. Так вот, накануне НЭПа наша эмиграция везде, и в Европе, и здесь, на Востоке, была одного мнения, и его выразил Арцибашев. Он сказал, что «если Россия не может быть спасена иным путём, как через примирение с большевиками, то и не заслуживает она спасения, и пусть гибнет!» И ещё интересно – он добавил: «…и да будет это место пусто!» И пошла подготовка новых армий, и «дай нам, Запад, деньги», и провокации, и шпионы…

– А как же иначе?

Адельберг внимательно и даже с некоторым внутренним волнением слушал этот диалог. В двадцать первом он досиживал своё невольное таёжное заточение и мог философствовать только с Мишкой, а потом был Благовещенск, а потом «возвращение к себе» и привыкание к новой жизни в семье, а в это время в мире всё русское бушевало и жило своей жизнью.

– А большевики показали, «как иначе»! Они вернули товарно-денежные отношения, попросту говоря, вернули хозяйствование в его самом простом и доступном смысле. И мы, некоторая часть интеллигенции, заметьте, в большинстве своем «кадеты», поняли, что для того, чтобы родина не ушла в небытие, надо, уже просто необходимо, сотрудничать с большевиками, объясняя элементарное, как у Фёдора Михайловича Достоевского, «деньги – это чеканная свобода»…

Устрялов говорил спокойно, без всякого напряжения и какого-либо специального задора, Адельбергу его манера нравилась и нравилось то, что задор его друга и спорщика Байкова стал как бы тоже сходить на нет.

– Даже вот – большевики пригласили моего товарища и единомышленника по идее профессора Ключникова Юрия Вениаминовича на мирную конференцию в Генуе, – и не без пользы: мы уже просчитали, что Россия Западу почти ничего не должна…

– Это как так? – удивился Байков.

– Это занятно, господа! Но если справедливо посчитать потери России в мировой войне, людские и материальные, – хотя бы то, что Россия ничего не получила в качестве пусть и прошлого, но всё же участника Антанты; да ещё то, что многие народы, которые вышли из империи и обрели свободу, тоже должны за это заплатить, вот и получается, что долг России – ничтожен. И если это зачесть, то Запад мог бы выделить нынешней России выгодные кредиты на восстановление хозяйства и стать партнёром России на европейском рынке…